Два часа в отеле Hilton
«… любая человеческая книга кулинарных рецептов начинается с какого-нибудь рецепта. Ну что-то такое: “Возьмите килограмм яблок, полкило муки…” Румынская книга о вкусной и здоровой пище стартует по-особому: “Прежде всего надо украсть кастрюлю и на всякий случай сковородку…”»
Я вспомнил мамины слова, когда окончились переговоры первого дня между израильтянином из Кишинева и еще одним аферистом из Харькова. Так вот, харьковчанин, от которого тошнило уже по телефону, показался мне легким морским бризом по сравнению с другим джентльменом. К пяти часам я выгнал обоих из гостиницы и с наслаждением заказал себе кофе в баре гостиницы Hilton в Тель-Авиве.
Бар этот считается довольно тусовочным бизнес-местом на побережье. И в этот раз тоже я встретил две статьи «мошенничество в особо крупном», одно «хищение по предварительному сговору группой лиц» и еще пару симпатичных знакомых из Москвы с женами и без. Кофе, закуски и вид на море образовали чудный коктейль. Я постепенно отходил от «милых» клиентов, но в правом полушарии чувствовалось, что туда кто-то или смотрит, или хочет залезть. Я оглянулся. Через три столика от меня сидел лысый слон, который махал, как дворник метелками, своими руками и что-то горячо объяснял собеседнику. Каждый свой взмах человек-гора сопровождал взглядом в мою сторону.
За годы работы публичным лицом я привык к тому, что в разных местах на меня смотрят и посматривают. Я понял лет десять назад, что пришла известность, когда за два часа до посадки, обливаясь потом и ненавистью к аэропорту Бангкока, я держал на руках орущего ребенка, тащил беременный чемодан, чем-то еще придерживал сумку и вдруг почувствовал, что в джинсах что-то вибрирует. В это время меня остановил какой-то «шлемазл» и попросил автограф. Я бросил чемодан, на него – сумку, сверху посадил ноющую зануду и достал телефон.
Звонил Андрюша Малахов из Москвы и приглашал меня сегодня вечером на запись программы «Пусть говорят». У дебила еще к тому же не было ни бумаги, ни ручки, но он продолжал терпеливо ждать, пока я освобожусь, чтобы его придушить…
Лысый посмотрел на меня, улыбнулся и сделал первую попытку привстать.
Третья попытка увенчалась успехом, и слон довольно резво направился прямо к моему столику. Я поднялся в надежде, что у этого мастодонта хватит такта не садиться ко мне и мы разойдемся фразами: «Я вас видел и уважаю» – «Спасибо, я очень тронут».
Однако слонопотам раскинул ручонки и со словами: «Сашико! Генацвали! Шалом, родной!» – попытался меня обнять. Сашико? Последний раз меня так называла танцовщица из ансамбля «Сухишвили–Рамишвили» лет тридцать назад, но шепотом и лежа.
Толстый же говорил громко, не лежал и, при всем моем воображении, на Нино был похож мало.
– Ти знаешь, дядя умер, – сказал незнакомец. – Вернулся домой и через пять лет и как-то совсем умер. Очень переживал, понимаешь?
–