Новоселье продолжалось до пяти. Бедные соседи настолько устали, что решили свернуть свой праздник жизни и дать-таки поспать остальным. Естественно, за всю ночь я так и не сомкнула глаз, слоняясь по квартире, как неприкаянная душа. Из угла в угол и обратно. А моё воспалённое воображение рисовало совсем неутешительные картины: будь я волшебником, то заклинание «Авада Кедавра!» непременно бы настигло наглого соседа.
Хотя и к себе я бы применила непростительное заклинание. Например, «Империо», приказав немедленно взбодриться. Ведь весь сегодняшний день прошёл, словно в тумане. Передвигаясь по залу, как сомнамбула, с натянутой улыбкой на губах, я мечтала только об одном – скорее оказаться в постели. Даже волосяные фолликулы на моей голове хотели впасть в длительную спячку.
В тишине. Без ужасных, оглушающих раскатов музыки.
Отработав очередную смену в «Рафинаде», я распрощалась с коллегами и медленным, ленивым шагом направилась к остановке вдоль Невского проспекта. Тёплое летнее солнце, даже под вечер, прилично припекало, расцвечивая яркими лучами небесную лазурь. Короткие джинсовые шорты и белая футболка с изображением скряги Скруджа не спасали от невыносимой жары.
Улицы буквально рвались от наплыва туристов. Они были повсюду, заполняли собой весь исторический центр, словно полчища тараканов или саранчи. Они заворожённо оглядывались на каждый дом, тыкали пальцами в каждый памятник, остервенело фотографировались у Зимнего Дворца. Их легко распознать по восхищённому огоньку в глазах и глупой улыбке. Весь город был для них непривычным, не из этой эпохи, чудным видением. Настоящим произведением искусства. В Санкт-Петербурге туристы становились единым живым организмом, склонившимся перед величием города.
Для местных, со временем, вся эта красота меркла. Парадные фасады зданий становились однотипными. Питер являл им своё второе лицо – мрачное, местами побитое беспощадным временем и шквалистыми ветрами с заливов и рек. В стремительном темпе городской жизни краски вымывались. А парадные, как и ровные ряды аккуратных домиков, не казались такими уж и уникальными. И всё же, каждый петербуржец прирастал к этому месту, как пуповиной. Прикипал душой.
Белый автобус, в который я успела запрыгнуть в последнюю секунду, пересёк знаменитый Дворцовый мост, выезжая на Университетскую набережную. Васька тоже дышала жизнью. Только здесь к любопытным туристам примешивалась молодёжь, унося в водоворот юности на фоне памятников истории.
Выйдя на своей остановке, я побрела домой. После смены болело все: руки, ноги, спина. Даже кожа. В самых страшных фантазиях мне представлялось, что я захожу домой, а там снова шумят и веселятся чокнутые неформалы, не давая жизни никому. Танцуют на моих бедных костях.
Но нет. Во дворе царила приятная тишина, только где-то в отдалении слышался весёлый детский смех и звуки дороги. Никакой музыки.
На спинке шаткой деревянной скамейки, чуть в стороне от подъездной двери, сидел незнакомый парень, вальяжно раскинув