– Знаешь, вы друг друга стоите.
В день экзамена Женя оделась скромно, почти по-походному. Краситься не стала, но из духа противоречия воспользовалась любимыми духами «Эден». Маленький зеленый флакончик она всегда брала с собой, перекладывая его из сумки в сумку. На факультете было тихо – занятия уже закончились, экзамены были не у всех групп. Пчелинцева подошла к большой дубовой двери и постучала. Она даже не дала себе возможности перевести дух. Ей ответили громко:
– Входите, Пчелинцева.
Женя удивилась, но потом поняла, что, кроме нее, ждать Суржикову больше некого. Она вошла. В нос пахнуло дорогим одеколоном, и, к своему удивлению, Женя увидела, что Суржиков одет в строгий темный костюм. Обычно он принимал экзамен в достаточно «свободной» одежде.
– Здравствуйте, – поздоровалась Женя.
– Доброе утро, – ответил Суржиков. Он поднялся, подождал, пока Пчелинцева подойдет к столу. Женя приготовилась услышать свое задание.
– Предпочтете отвечать устно или письменно?
Это тоже было «ноу-хау» Вадима Леонидовича, которое многие одобряли. Кому-то легче было сосредоточиться над листом бумаги, кто-то свободнее чувствовал себя в разговоре. Жене было все равно, как отвечать, о чем она сообщила Суржикову.
– Тогда вот вам задание… – начал было профессор, но тут Пчелинцева его перебила:
– А разве студент не должен сам выбрать тему?
Суржиков внимательно посмотрел на нее:
– Порядки здесь устанавливаю я.
– Для меня они особенные, видимо, – заметила Женя.
– Пчелинцева, вы…
– Можете звать меня Евгенией Ильиничной и на «ты».
Суржиков дернулся, было видно, что он не забыл ту историю.
– Вы переходите все границы, и не очень понятно, почему я должен это терпеть.
В аудитории повисла тишина. Женя по-прежнему стояла перед Суржиковым.
– А вы знаете, думаю, надо положить этому конец. Вы не можете остановиться. Вам неведомы границы, вы плохо воспитаны.
– Это не имеет отношения к учебе. Я имею право сдать экзамен, а не допустить меня вы можете только по причине несданного зачета или общей неуспеваемости.
Вадим Леонидович вскочил из-за стола и вышел из аудитории. Женя пожала плечами и села за один из столов. Она сама не понимала, почему этот конфликт, в котором не было никакого смысла и не крылось никаких тайных интересов, не мог прекратиться. Она сознавала, что надо остановиться, но не могла забыть тот тон, которым тогда разговаривал с ней Суржиков. Она помнила ту пошлость и вульгарность, и в ее представлении эти качества «переходили» на нее. Словно она настолько вульгарна, что с ней можно разговаривать подобным образом И сделать вид, будто ничего не произошло, она не могла.
Суржиков вошел в аудиторию внезапно и стремительно. Не глядя на Женю, произнес:
– Прошу вас сейчас же зайти в учебную часть. К моему экзамену вы не допущены.
Пчелинцева вскочила. Она ожидала чего угодно, но не такой мелочности