– А где Сергей? – спросил Платон Ильич, войдя в единственную оставшуюся в их пользовании комнату. – Соседка сказала, что он здесь больше не появляется.
– В училище Сережу забрали. В летное. Да ты раздевайся, Платошенька, раздевайся
– Как это? Он же студент. И сын зэка.
– Да вот так. Сережу ведь тоже брали в начале сентября (меня нет). Потом неожиданно выпустили, восстановили и в институте, и в комсомоле. Он мне ничего объяснять не стал. Сказал, подписку о неразглашении дал. А потом, в скором времени после октябрьской речи Сталина Сереженьку вызвали в военкомат и очень настоятельно предложили ехать поступать в училище. Объяснили, что сейчас проходит дополнительный комсомольский набор. Он ведь, помнишь, у себя в районном аэроклубе был одним из лучших. Даже сам хотел в летное училище поступать, самолетами бредил.
– Да, да, – кивнул Лебедев, – помню. И поступил бы, если бы перед самыми комиссиями в больницу не попал.
– Вот. А теперь они подняли его дело в аэроклубе и направили в летное училище. А насчет арестованного отца, сказали, что это теперь во внимание вообще не принимается и не мешает. Вот так.
– И как Сережа к этому отнесся?
– Если честно – обрадовался. Он ведь всегда летать хотел. В институт больше по твоему настоянию поступил.
– По моему… А в какое училище? Где находится? Не секрет?
– В Воронежской области. В Борисоглебске. Он даже в увольнение один раз приезжал. Неделю ему давали за успехи в учебе.
– Да-а… Если уже детей политических разрешили в военные училища набирать – воевать готовимся.
– Знаешь, Платоша, а ведь нас с Сережей один человек сразу после твоего ареста успокаивал, говорил, что тебя скоро отпустят, не позже, чем до Нового года. И утверждал, что мы с Германией еще до сентября подружимся. Представляешь?
– Это кто ж такой предсказатель? Что за оракул харьковский?
– Парень из квартиры над нами. Ты его знаешь. Здоровый такой. Саша, который у нашего Сережи Клаву перехватил.
– Вот как? – удивился Лебедев. – Что-то вокруг этого здоровяка Саши сплошные совпадения. Представь, мне об этом Саше напарник по лесоповалу и по нарам, один полковник, рассказывал. Он с ним в одной камере на Лубянке недолгое время сидел.
– Так Сашу на Лубянку забрали?
– Выходит, что так. Мне его, кстати, тоже в дело «подшить» пытались. Потом почему-то вычеркнули.
– Ну, надо же. Может, скоро и его выпустят?
– Не думаю. По словам моего лагерного товарища, Саша на допросе чуть ли не до полусмерти избил четверых энкавэдистов. А это уже нападение на сотрудников органов. Такое там не прощается.
– Жалко парня. А он ведь за нас с Сережей вступился, когда первые соседи, Гундякины, вселялись. Так их напугал, что они, пока слух не пошел о его аресте, шелковые ходили.
– Мне эта Гундякина тоже попробовала хамить, пришлось слегка на место поставить. А, скажи, Тома, почему