За всем смехом и суетой скрывались годы волнений. Маму начало часто трясти, особенно руки, она худела. Никто не комментировал ее поведение, потому что все члены семьи ужасно волновались. Все переживали по разным поводам. Например, что они будут есть в первый вечер после ее приезда? Что скажут соседям? Как отвозить Джен в школу? Как обнимать? Какой окажется их повзрослевшая сестра? Любит ли она шутки? Или она застенчивая? Будет ли бояться членов своей предыдущей семьи? И вообще – какая она?
Джоди выдвинула ящик шкафа, в котором ее вещи занимали ровно половину пространства. Ей было приятно это делать, словно она открывала свою жизнь и принимала в нее пропавшую сестру.
«У меня есть сестра, – думала девушка. – Она не умерла, не пострадала. Ее сохранил и возвращает нам ангел-хранитель».
Джен приедет завтра.
II
Ее спальня в Коннектикуте была просторной, хорошо обставленной и залитой солнцем, в которой Дженни Джонсон жила беспечно и радостно. В комнате стояли предметы, свидетельствовавшие о ее прошлых увлечениях: на полках расположились значки и ленты, полученные за конную езду, которой она увлекалась в четвертом классе; там же лежала флейта, а на полу стоял пюпитр с нотами, оставшиеся от увлечения музыкой в шестом, и помпоны чирлидера времен седьмого класса.
Мама Дженни окинула взглядом комнату, словно осматривала интерьер средневекового замка в Европе, в котором много веков назад люди вели странное и малопонятное нам существование. Но сейчас все изменилось: странным и непонятным стало существование семьи Джонсон.
Девушка сделала движение, чтобы обнять маму, но та отступила на шаг. На самом деле она очень любила обниматься…
– Я этого не перенесу, – прошептала миссис Джонсон. Она смотрела не на дочь, а на интерьер комнаты. После отъезда Дженни это все, что у них останется.
– Мамочка, пожалуйста, не злись на меня.
Она не понимала, как жить дальше, если ее отвергает собственная мать. Дженни чувствовала себя маленькой девочкой, просившейся сесть маме на колени.
– Я – не твоя мама, – миссис Джонсон произнесла это таким мрачным тоном, словно ее вели на эшафот.
После выяснения, как девочка на самом деле оказалась в их семье, красота женщины потускнела, элегантность исчезла. Казалось, вся ее жизнь трещит по швам. Миранда Джонсон теряла уже вторую дочь. Много лет назад пропала Ханна, а теперь уходила и Дженни.
– Нет, ты— моя мама! – девушке казалось, что все ее тело, как и жизнь, выворачивают наизнанку. И почему она должна жить в семье Спринг? Почему не спорила, не визжала и не топала ногами?
Адвокаты терпеливо объяснили, что, так как Дженни фактически еще не исполнилось пятнадцать лет (оказалось, что она была на целый год младше, чем предполагали Джонсоны), девочка считается несовершеннолетней, следовательно, она обязана слушаться указаний своих родителей. Мистер и миссис Джонсон не являлись ими. Это были