Лампочка. Кровать. Ковёр на стене.
Для испражнений выдали ведро.
Но хотя бы с крышкой!
В общем, претензий не имею,
потому как сам дурак.
Угнетало одно – языка не знаю.
Приедут, смотрят, переговариваются —
а о чём? Поди-ка пойми.
Дни идут.
Кажется, вечность тут сижу.
Вернее, лежу. Бока болят.
Отоспался, оброс бородой.
Скучно. Невесело.
Я с чеченцами учился вместе
и кое-что об этом народе
всё-таки знал.
Но одно дело рассуждать,
сидя дома на диване,
и совсем другое —
пытаться догадаться в подвале,
что же с тобою, дураком,
дальше-то теперь будет.
Чеченцы, они тоже разные бывают…
Как-то раз дождливой ночью
подняли, вывели, повезли —
непонятно, куда, зачем.
Офис какой-то, документы,
машинка печатная,
кепки милицейские…
Оказалось, что пришёл запрос
из нашей налоговой
в их налоговую полицию,
и теперь проблемы
начались не только у нас…
А ещё с гор спустились
злые бородачи с автоматами
и напомнили кое-кому,
что давно бы уже пора
вносить денежку на войну.
Местные налоги, так сказать…
А денежки у партнёров нет,
поскольку наш директор
их на «конгруэнтную» сумму
банальным образом кинул.
И вопрос теперь поставлен так —
либо он деньги отдаёт,
либо завтра с боевиками
мною как раз и рассчитаются.
А пока меня просто прячут —
чтоб плохие люди не украли.
Обезопасили, так сказать.
Логично, но сильно не радует.
Ну, договорились, конечно.
Всю ночь печатал я тогда
на раздолбанной машинке
(компьютеров тогда не было)
пакет необходимых документов,
и даже ответ сам написал —
от их налоговиков нашим.
И случилась тогда у меня впервые
эта самая минута сомнения,
когда ледяным пламенем
меня под кожей обожгло,
и сильно пожалел я о том,
что ввязался в эту авантюру.
Рассвет уже брезжил,
когда посмотрел мне в глаза
главный чеченец Белал
и тихонечко так сказал:
«Теперь можно и тобой рассчитаться…
Деньги нам и самим пригодятся… Да?»
А через минуту засмеялся: «Шутка!»
Нехорошо так засмеялся, через силу.
И я вспомнил этот смех
через неделю, уже дома,
на допросе у следователя,
горячо убеждавшего меня,
«русского офицера»,
сдать «этих кровавых тварей».
И тут уже другое сомнение
на секунду ворохнулось во мне.
Подленькое.