Виталя брёл по вечернему городу. Под мышкой он держал детектив, а внутренний карман его пиджака оттягивали десять тысяч долларов. Вечерний город жил в обычном ритме вечернего города: светофоры мигали, пешеходы спешили, водители зло переругивались через полуоткрытые окна машин – нет на свете более раздражённых людей, чем водители, застрявшие в пробках.
Гранкин не поехал домой на автобусе, он решил, что прогулка позволит проветрить мозги и ещё раз всё обдумать, как следует.
У входа в метро сидела древняя бабка и торговала вязаными носками и рукавицами. Товар был несезонный, июль и так измотал жарой, и народ спешил мимо старушки, не обращая внимания на тёплый, пушистый товар. Старушка дремала на перевёрнутом ящике, время от времени её голова заваливалась набок. Тогда она вздрагивала, открывала выцветшие глаза и неуверенно обращалась к прохожим:
– Граждане, купите носочки и рукавички! Очухаться не успеете, как холод скуёт морозом ваши ручки и ножки!
Потом она снова засыпала, голова падала набок, бабушка вздрагивала, открывала глаза и вновь начинала:
– Граждане, купите носочки и рукавички! Очухаться не успеете...
Виталю зацепили слова «холод скуёт морозом ваши ручки и ножки». Он вспомнил про «сырое подвальное помещение» и остановился у ящика, на котором были разложены шерстяные носки. Бабка мгновенно проснулась и уставилась на Виталия.
– Тебе деньги мелочью разменять? – спросила она.
– Мне носок пару... которые потеплее.
Он рассчитался с бабкой, не верящей в своё счастье.
– А маленькие совсем есть, на младенца? – спросил Виталя.
– Так не сезон же! – всплеснула руками бабка. – Я просто так стою, на удачу. Укроп весь распродала, а носки вот остались, мало ли... У меня ещё монеты есть семьдесят первого года! Не надо?
– Монеты не надо.
– А самовар старый, вернее, почти новый, электрический?! А? Сейчас модно!
– Самовар у меня есть, – буркнул Виталя, поспешив нырнуть в подземный переход.
– А палатка туристическая, матрас надувной, подсвечник из фашистской Германии, набор открыток советских, картина в раме крестиком вышитая, «Гроза» называется, а?! Не надо? А крыжовника ведро?! – донеслось до него.
– Чего, говоришь, у тебя там крестиком вышито?
Виталя оглянулся, около бабки притормозил тонированный джип, и бабка бросилась к нему, что-то горячо объясняя, размахивая руками, видимо, изображая «Грозу».
Гранкин сунул носки к деньгам во внутренний карман. Пиджак сильно раздулся с левой стороны, но Витале было плевать. Его грели пуховые носки, его грели доллары. Он почему-то нисколько не сомневался, что миллион будет его. Только бы Сандип подольше провалялся в больнице, а то чёрт его знает, что он ещё припомнит.
У подъезда ему повстречался «барин». Он выходил и, заметив Виталю, даже попытался придержать дверь, чтоб та не захлопнулась перед носом у Гранкина. Но, видно, «барин» совсем не имел привычки к услужливым жестам – дверь вырвалась у него из рук и громко хлопнула. Сосед вскользь