Командир «Москвы» кивнул, и контр-адмирал потянул меня за рукав внутрь рубки. По правде говоря, тогда я не понял почти ничего из них разговора… Как можно ударить броненосец фортом – ведь это сухопутное укрепление? И причем тут осы? И почему мы должны уйти с мостика, такого удобного для наблюдений?
Но хозяева тут – Ларионов с Остапенко, и они лучше меня знают, что тут можно делать, а что нет. Едва мы успели скрыться внутри и вахтенный закрыл за нами люк, как коротко взвыла сирена. Вслед за тем раздался ужасный грохот, корабль затрясся, и все снаружи заволокло плотными клубами белого дыма. Да, такой «Форт» лучше пересидеть внутри.
Когда дым снесло назад, вахтенный снова выпустил нас с контр-адмиралом наружу. Высоко в небе, склоняясь к японской эскадре, набирал высоту ракетный снаряд. Да какой там снаряд – снарядище, длиною, наверное, сажени в три-четыре, и калибром как у мины Шварцкопфа. Забравшись высоко-высоко, выше облаков, он развернулся и камнем стал падать в сторону японских броненосцев.
Когда сигнальщик доложил, что наш флот с кормовых углов атакуют три русских корабля, то я поначалу ему не поверил. Возможно, что это мое неверие стоило жизни тысячам сынов Ямато. Увидев, что происходит, я пришел в ужас. Эти русские открыли огонь с запредельных дистанций, в девяносто-сто кабельтовых. Они убивали мои бронепалубные крейсера, как волки режут овец – одного за другим. Какие же у них орудия, если они могут стрелять на такую огромную дистанцию со скорострельностью револьверных пушек? Что у них за снаряды, если после десятка попаданий идет на дно корабль в три тысячи тонн водоизмещением?
Удивляла их меткость – всплески от падающих снарядов имели малое рассеивание и ложились очень кучно. Теперь понятно, что стало с отрядом контр-адмирала Уриу. Если эта троица не побоялась напасть на весь наш флот, то что ей шесть кораблей, к тому же не самых сильных. Озадачивало нас еще одно – вчера мы успели убедиться в том, что русские взрыватели тугие, и для их срабатывания обязательно нужны попадания в броню. При ударе об воду они не взрывались. Наши фугасные трубки, наоборот, очень чувствительные, и срабатывают, едва коснувшись препятствия, будь это поверхность воды или нежный шелк. Снаряды этих русских кораблей взводились при ударе об воду, но взрывались не сразу, а через некоторое время, когда снаряд успевал уйти на несколько ярдов вниз. Мои корабли один за другим выходили из строя, садясь на корму с поврежденными винтами и рулем.
На «Касаги» вспыхнул пожар в кормовом пороховом погребе – наверное, русский снаряд попал прямо в элеватор. Я передал на «Идзумо» приказ развернуться «всем вдруг» и атаковать наглецов. Надеюсь, господин Камимура выполнит свой долг.
Но пока сигнальщики возились с флажками, пока их поднимали, русские успели превратить в пылающий костер мой последний бронепалубник «Читосе», и сами собрались совершить левый поворот. Атакующие