– Я конфетка Белоснежка, – бормотала Жанна. – Вкусная и сладкая, белошоколадная. У меня внутри орешка, съешь меня и будет... будешь... непонятно написано. Какой кретин это писал и почему не распечатал? Я конфетка Белоснежка...
Я по-прежнему пряталась за стулом, коллеги про меня забыли. Сорокина бормотала свой текст:
– Заяц прыгает по сцене и поет: « Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец, я сладкий на все сто. О, о, о.» Черт, я не хочу прыгать, я не могу петь, не умею!
Представить длинную, тонкую как указка Сорокину прыгающим и поющим зайцем было трудно. Мне стало смешно.
– Я конфетка Белоснежка, у меня внутри орешка. Ха! У меня внутри орешка? – Жанне тоже не нравилась роль.
– Заяц подводит итоги конкурса на лучшее название новых конфет фабрики «Кондитер». Приз – огромная коробка с продукцией фабрики. Заяц опять поет: «Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец...» Тьфу! Не буду, не хочу! Я не умею, блин, петь! – почти заплакала Сорокина.
– Я умею! – я вышла из-за стула и вытащила руки из-за спины. Плевать, что стоптаны сапоги, зато я пою и танцую, а Сорокина не умеет.
Сорокина вытаращила на меня хорошо нарисованные глаза. Уж она-то постаралась в первый рабочий день выглядеть эффектно. Блестящие черные волосы забраны в хвост, макияж – часа на два работы, из одежды что-то маленькое, лоскуточками, как у островитянки, а главное – абсолютно новые сапоги на километровой шпильке. Такую Деля не заставила бы мыть пальмы, а сразу направила бы в 202ю.
– Я правда умею, смотри!
Я запрыгала, одной рукой изображая хвост, другой уши.
– Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец, я сладкий на все сто! О, о, о!
– Да, прыгать лучше тебе, – согласилась Сорокина. – Ну-ка, а что у тебя в сценарии?
Она дотянулась до стола у другого зеркала и взяла оттуда папку. Я догадалась, что это мой стол, мое зеркало, моя папка.
– Так! О! Карамельная палочка! «Во мне много карамели, меня нет вкусней на свете. Жуй меня, кусай меня, лижи, люби только меня». Ужас! Говорила же, интим не предлагать.
– Это детский праздник, – успокоила Жанна. – До шести лет.
– Я шучу, – огрызнулась Сорокина. – Какой идиот это писал? И почему кретин Толик решил, что из меня заяц лучше, чем карамельная палочка? Почему ей он дал палочку, а мне говнистого зайца?
– Шоколадного, – поправила я.
– Она шутит, – объяснила Жанна.
– Толик не будет возражать, если мы поменяемся ролями? – спросила я.
Сорокина пожала худыми плечами и встала, разогнув тело на высоту под два метра.
– Ну, смотри сама, палочка я хоть куда! Жуй меня, кусай меня, лижи, люби только меня. А? Черт, знала бы я, чем мне придется тут заниматься!
Я тоже не знала, но детский праздник, конкурс, зайчик – это очень мило. После истории, это единственное, чем я хотела бы заниматься. Я уселась за свой стол. Зеркало напротив отразило мою серую физиономию с жалкими остатками туши на ресницах. Я буду хорошим зайцем – добрым и веселым, на тысячу долларов.
Я