– Док, расскажи, пожалуйста, про твоего пациента. Это ж друг мой, почти родственник. Сестрёнка моя – его невеста. Но я ж добра сеструхе желаю. Как он?
– Ну, если честно… Твоей сеструхе нужно другого жениха искать. Тут всё очень печально. Тяжёлое сотрясение да плюс трещина в черепе… Ты же видишь, он, как кукла, весь перебинтован. Его же в костёр животом вниз бросили. Обширные ожоги третей степени, а в районе верхней части таза вообще четвёртая… Даже если из комы выкарабкается… овощ до конца дней. Это мнение нейрохирургов, – цинично махнул рукой доктор. – А о половых органах вообще говорить не хочу. Нет их у мужика. Понимаешь, родственник?
Уж на что Ваня Дроздов был мужиком в плане жалости непробиваемым, но тут и у него по позвоночнику холодный пот побежал. Парней убивали, но прежде их лишали мужского достоинства. А это уже давало повод думать о мотиве преступления. Иван срочно набрал меня:
– Васильич, ты у Старикова был уже?
– Нет, Шароев меня только высадил у больницы. Что хотел, Дрозд?
– Спроси у врачей, как обстоят дела с мочеполовой системой у пострадавшего?
– Зачем тебе? – думая, что это Ванькин подвох, спросил я.
– А затем, что у трупа по фамилии Иванченко и находящегося в коме Тищука половые органы практически отсутствуют, – почти проорал в трубку Дроздов. – Смекаешь, командир? Мстили им таким образом!
– Не ори, люди кругом! – огрызнулся я. – Понял тебя. Отбой.
Заведующего травматологией на работе не было, отсыпался после ночной экстренной операции. Но и без него меня здесь принимали как родного. Тут или я лежал, или кто-то из-за меня лежал. Надев халат и бахилы, я торжественно вошёл в палату 208. Увидев меня, с кровати подскочил сынок главы района и, спросив: «Я выйду?», застучал по кафелю костылями.
– Здравствуй, Виктор. Ну что, бледность уходит. Факт. А сам-то как себя чувствуешь, лейтенант? – стараясь быть доброжелательным, спросил я.
– Не очень… пока, – односложно ответил Стариков.
– А я смотрю, ты не звонишь, дай, думаю, сам зайду, узнаю. Чего не звонишь-то, Вить? Мы ж договорились с тобой, что, как только ты вспоминаешь что-то, сразу мне звонишь. Время-то идёт.
– Не знаю… не помню… – тихо ответил лейтенант.
– Вить, я же тебя предупреждал, времени совсем мало осталось. А ты помогать не хочешь. А хочешь, я тебе помогу? – спросил я и достал из своей папки штук шесть-семь фотографий с места преступления.
На фотографиях с разных ракурсов были сняты тела изуродованных ребят из его экипажа на месте преступления у озера. Изображения были жёсткие. Крупный план, раны, кровь, неестественные позы… Реакция была предсказуема. Губы у Старикова задрожали, тело содрогнулось от сдавленного стона. Он закрыл лицо здоровой правой рукой и разрыдался.
– Вижу, что узнал, – спокойно сказал я. – Иванченко погиб, а Тищук в коме. Твой сержант уже никогда на ноги не встанет, а ты сможешь, Вить. Обещаю. Я сейчас уйду, Витя, а