Посидев ещё с час после ухода несчастного господина, Бедфорд схватился за стопки чистой бумаги и снова принялся старательно выводить буквы. Периодически откидывался на спинку стула, нервно подёргивал ручкой и курил толстые сигары.
Лист за листом становились скомканными и выброшенными в неизвестном направлении, а Бедфорд снова принимался вспоминать и додумывать. Если проследить за эмоциями человека, что так старательно пытается что-то вспомнить, то это может показаться очень смешным. Особенно немая радость глаз от того, что посреди минного поля забвения он всё же отыскал нужный рычаг.
Время неумолимо приближалось к полуночи. Но когда сидишь целыми днями дома, то это мало касается твоего распорядка дня. Ты обособлен от всех и всего, кроме закона.
Бедфорд не раз подходил к железной клетке, что стояла напротив стола, и оттуда на него смотрела пара удивленных, маленьких красных глаз. Чарльз, казалось, всегда понимал его, но сейчас он лишь тоскливо поглядывал в сторону хозяина, как будто сочувствуя его неудачам.
Что двигало этим человеком, не знал никто. Как говорят прозаичные и романтичные люди: «Он, как закрытая книга…», и это описание ему явно подходило.
Вот и сейчас, наперекор всему, что он сделал задолго до этого, задолго до этого дня, и наперекор своим мыслям, что яростно шептали ему: «Будешь жалеть!» – Бедфорд взял плотной рукой трубку стационарного телефона, набрал нужные цифры, написанные на чёрно-белой визитке.
– Мортон слушает… – мужчина был уже дома.
– Это Бедфорд.
На том конце провода будто что-то упало.
– А, это вы. Я что-то забыл у вас?
– Вы забыли у меня свою визитку. Но я не по этому поводу. Мистер Мортон, я берусь за ваше дело.
Глава 2
24 ноября
Утреннее солнце было весьма неожиданным после суровой ночной грозы. Лучи пробирались сквозь свинцовые тучи, падали на крышу, скользили по стенам ухоженного дома, проходили через окно, на стеклах которого всё тосковали одинокие капли ночного ливня. Яркие лучики упали на стол, с которого слетели пылинки и хаотично затанцевали в воздухе. Яркая полоса света скользнула со стола с книгами на паркет цвета экрю и осветила небольшую квартирку из двух комнат и кухоньки.
Гостиная была очень просторная, светлая, молочные стены увешены портретами милейших девушек, пейзажами зеленых лугов, гор с заснеженными верхушками или полностью покрытых хвойным лесом. Некоторые из фотографий словно были охвачены языками пламени – это объектив запечатлел закат, лучи солнца обнимали перистые облака, придавая им огненно-красный оттенок. Мебель в комнате была из бука, на каждой полке стояли рамки с фотографиями, чаще с морем и чистым голубым небом. К стене был придвинут кожаный диван с маленькими подушечками, разбросанными по его периметру, напротив стоял стеклянный журнальный столик, на котором лежали журналы, и стояла грязная чашка с кофе.
Спальня была такая же светлая, чистая. В ней