Кремлевский синдром. Андрей Анисимов

кабинете и развратная потаскушка на экране – один и тот же ребенок. В сюжетах следующих трех пленок фигурировали мальчики-подростки. Даже при быстром просмотре майора едва не стошнило. Оператор слишком смаковал физиологические подробности. Борисевич и к совершеннолетним геям относился с нескрываемой брезгливостью, а наблюдать, как здоровенный мужик крутит ребенка, устанавливая его в удобных для себя позах, ему было по-настоящему трудно. Все же он заставил себя перемотать три пленки в скоростном режиме, чтобы не упустить появления на экране Кати. Изготовитель данной продукции был горазд на выдумки и мог добавить фигурантку и к чисто «мужской» компании.

      Но Кати он так и не обнаружил. Не оказалось ее и на следующих пяти пленках. Зато на одной из них снова увидел Валю Щербину. Оставался последний ролик, когда в дверь постучали.

      – Войдите, – разрешил следователь и выключил видеомагнитофон.

      – Я Танцков, – с порога сообщил визитер и замер, пронизав следователя острым тяжелым взглядом.

      – Присаживайтесь, Василий Иванович. Спасибо, что зашли, – и майор указал на стул возле своего стола.

      Танцков присел на краешек. Борисевичу тут же передалось нервное напряжение посетителя. Он почувствовал возле себя горящего, словно факел, человека и немного растерялся. Боль за младшую сестренку являлась вполне естественным чувством для ее брата. Но Кати не стало более полугода назад, а по состоянию Василия это случилось как бы вчера.

      – Вот фотографии, – Танцков вынул из внутреннего кармана куртки пачку снимков и протянул следователю. Николай Игнатьевич стал их внимательно рассматривать. Делал он это нарочито долго. Борисевича фото уже не так интересовали, он знал, что не проглядел Катю во время просмотра. Он искал форму беседы с посетителем. Тот молча ждал. Наконец Борисевич заговорил:

      – Недавно появились косвенные улики, способные изменить заключение о несчастном случае с вашей сестрой. Возможно, ее убили, а возможно, довели до самоубийства.

      – Не слишком ли запоздалое прозрение? – резко поинтересовался Василий.

      – Не слишком. Срок давности еще не истек, и право наказать виновных у закона остается. И я сделаю все возможное, чтобы это произошло как можно раньше.

      Танцков пристально взглянул в глаза Борисевича, тот взгляда не отвел.

      – Неужели вы сразу не поняли, что Катю убили? – спросил Василий, но голос его звучал уже не так жестко.

      – У меня был единственный свидетель, девочка Валя. Она ровесница Кати. Ее показания выглядели достаточно искренне. Если бы это был взрослый человек, я мог бы и усомниться. Но просечь, что ребенок уже столь опытная актриса, я тогда не сумел.

      – А теперь сумеете?

      – Теперь у меня появилось средство заставить свидетельницу рассказать правду.

      – Не поделитесь, что за средство?

      Борисевич развел руками:

      – Пока следствие не закончено, не имею права.

      – Слова не держите. По телефону, когда просили фотки, обещали объяснить зачем.

      – Квартиру,