– Одну не пущу. Сейчас придёт Ефим и проводит тебя, – сказала она и, глянув в тёмное окно, оживилась, – А вот и он фонариком в окно светит!
И, действительно, через секунду на веранду зашёл Ефим.
– Ефим, пойдём, – сразу встрепенулась Катя, устремилась к брату.
– Подожди, я тебе свою тёплую кофту дам, – спохватилась Ирэна и принесла кофту. Катя надела кофту и была уже в дверях, когда Ирэна порывисто обняла её и прижала к себе, – Как хорошо, что всё обошлось… – шептала она, не выпуская от себя подругу, – Случись всё иначе, я бы не пережила…
Листья черёмухи в саду уже покраснели и начали опадать. Был ещё август, тёплый и ласковый, но уже чувствовалось неизбежное, неуловимое и неумолимое приближение осени. И даже ещё в зелёной и сочной траве, которая сгибалась под ногами Никиты, уже попадались сухие, увядшие стебли. Молодой человек ещё издали заметил одинокую тонкую фигурку девушки, которая сидела на старом, почерневшем от воды, бревне у берега. Катя тоже заметила его, зябко пожала плечами, плотнее укутавшись в цветастый мамин платок. Этот платок с сиреневым пейслийским узором когда-то, когда Катя была совсем-совсем маленькой, подарил маме Егор. Егор тогда взял её с собой в город и спросил, что купить её маме в подарок. И девочка вспомнила, как неделей назад мама долго смотрела на этот платок, проводила ладонью по замысловатым узорам и даже накинула его на плечи, но не купила. А после, когда Егор привёз этот платок из города, мама его не снимала с плеч… Вот если бы её, Катю, любили так, как Егор маму! Тогда ей ничего не было бы страшно. А сейчас ей страшно видеть приближающегося к ней Никиту, страшно разговора, который между ними сейчас произойдёт. А что, если он пришёл сказать ей, что между ними всё кончено и теперь он с Леной?!
Никита подошёл, присел рядом, произнёс быстро, торопливо:
– Катя, прости… С Ленкой это по пьяни произошло, несерьёзно… Сам не знаю, как такое получилось!
Девушка взглянула на него глазами, полными печали и тихо произнесла:
– Уже не искупаешься. Холодно. Мне пять лет было, когда я тонула, вот в том месте, напротив этого берега. Тринадцать лет прошло, а до сих пор помню тот жгучий холод. Я долго потом плавать боялась. И сейчас боюсь.
– Ты тонула? – удивился Никита.
– Да. Мне Егор жизнь спас. Вот так – не больше, не меньше. Мы тогда с девчонками, Ксюшей и Алиной, пошли на речку. Был апрель, на реке ещё лёд, но уже хрупкий, подтаявший. Мама категорически запретила нам ходить по льду на реке, велела играть возле дома. А мы не послушались, убежали. Я не послушалась, девочек подговорила убежать. Вот такая я была балованная. И сейчас такой и осталась. Ты прости меня, Никита! – девушка резко повернулась к парню, прямым открытым взглядом посмотрела на него, – Это я во всём виновата! И в том, что от себя отталкивала. И в том, что потешалась над тобой. И к Лене ты из-за меня подошёл тогда!
Никита слегка опешил, он-то готовился оправдываться и просить прощения, а тут Катя сама признаёт