Я уже достал из кармана крошечную фигурку котёнка, то ли умывающегося, то ли призывно машущего лапкой. Скульптурку искусно вырезали из малахита в манере японских нэцкэ, отчего она вполне могла сойти за брелок. Погладив котёнка за ушком, я активировал амулет, и поведение женщины резко изменилось.
– Олежка, – удивлённо воскликнула она уже с радушием, вглядываясь в черты моего лица, – Не признала. От волнения, наверное. Ты же с родителями три дня как уехал в Кошкино. Танюша говорила, что поможешь дом после зимы подлатать, картошку посадить. Дмитрия Семёновича то совсем радикулит скрутил. А там и Ведьмина усадьба недалече. Небось пособят какими заговорами или отварами.
Не знаю, кого она во мне признала, но видимо фигурка брелока подсказала ей нужное направление. Внезапно она всплеснула руками, отчего пакеты зашуршали, грозя порваться и вывалить содержимое на асфальт.
– Неужто правда беда стряслась. По телевизору ещё с утра передали, что на усадьбу какие-то бандиты напали. Вроде туда уже полицию и войска послали. Ох, не к добру это. А час назад сказали, будто в городе тоже беспорядки. Я вот сразу в магазин побежала. Соль, спички, подсолнечного масла купила. Вдруг война началась.
– Да какая война, бабушка?! Чего вы несёте?! – усомнившись в здравом уме старушки, вполне натурально хмыкнула Наташа, видимо снова входя в роль развязной девицы.
– Я тебе не бабушка, – огрызнулась женщина, с неприязнью оглядывая гемода с головы до пят, – Меня Лидией Сергеевной зовут. А такая, что балаболы-депутаты из столицы давно призывают отринуть веру предков, изгнать волхвов и жрецов, порушить идолы и крестить Русь по иноземным законам христианства. Знамо дело, это попы в золотых рясах воду мутят, хотят врагу нас сдать и барыши за это получить.
Мне показалось, что отдельные пазлы произошедшего вот-вот начнут складываться в голове в единую картину, как на перекрёсток, подвывая сиреной, выскочил полицейский «козлик» и, лихо развернувшись, перекрыл одну полосу движения. С переднего сидения выбрался офицер в бронежилете, с бело-жёлто-красным мегафоном в руке. Вслед за ним из салона выскочили двое полицейских, по поведению явно чем-то встревоженных. Лиц с такого расстояния разглядеть трудно, но они нервно топтались позади офицера, постоянно поправляя на плече ремень штатного автомата.
Водители, резко затормозив перед возникшим препятствием, принялись возмущённо сигналить. Особо нетерпеливые покинули свои автомобили и, матерясь, пошли выяснять причину остановки. Каждый пытался на повышенных тонах доказать, что именно у него есть веский повод проехать, не взирая ни на какие запреты. Крик полицейского, пытающегося то ли объяснить причину блокировки, то ли вразумить недовольных, призвав к порядку, тонул в голоса протестующих, слившихся в один монотонный гул.
Обстановка накалялась. Наконец офицер поднёс ко рту «матюгальник» и зычно гаркнул:
– Проезд