– Илюх, – Сева морщится, в зеркало видно, – ну ты бы полегче.
– Нет-нет, он правду говорит. Они сказали, что через две недели выпустят тётю Тому, но как мне две недели в Москве ждать. И сегодня не знаю, где ночевать буду.
На улице идём с Севой за цветами вдвоём, оставляя Варвару с Ильёй с работниками идти.
Смотрю на время – вот если сейчас обратно поеду, не опоздаю. При условии, что дядя Вова действительно пошёл в собор и не спешил. А то и задержался на обратном пути, на лавочке посидел, отдохнул.
Странно, что совсем не думаю о маме.
Останавливаемся возле белых цветов.
– Слушай, – говорю, – мне ведь надолго нельзя. И вообще-то вышло только потому, что дядя Вова свалил.
– Я понимаю. Ты жить-то сама можешь, на дядю Вову не оглядываясь?
Останавливаюсь. Белые цветы не пахнут. Будет ли так, что я расскажу, а он поймёт, не станет смеяться? У него родители молодые, сильные, собой заняты, и сейчас даже. Что, про вино рассказывать, про ногти длинные, отросшие, про ноги без носков, на которые всегда смотрю – внимательно от отвращения?
– А ты поживи вместо меня с ним. Поживи и посмотришь.
– Не знаю, мужик как мужик. Я же видел. Объяснишь, что не просто так шлялась. Хочешь, могу я ему позвонить, объяснить. Номер только напиши.
Раньше не предлагал, но я представила – дядя Вова бы кричал, а меня в ванне запер. И вытащил ремень из штанов, пока мама пьёт лимонный «Терафлю».
– Нет, сама объясню. Только не ты. Ещё хуже будет.
– Вот видишь, – улыбается почти ласково, – извини, что втянул. Но правда, она косилась на нас, как будто задумали что-то плохое, а ты приехала – и нормально.
– Ничего. Просто не знаю, что теперь делать. Может, десять, пятнадцать минут ещё. А там вернётся.
– А почему он вообще на улицу выходит?
– За святой водой поехал.
Сева широко открывает глаза, опускает цветы. Тётка в синей короткой куртке смотрит от прилавка. Тут тоже есть святая вода, говорит, во дворик зайдите.
– А мама что?
Лучше не говорить, а шевелиться быстрее. Это долго вообще – похороны? Не была, но видела в фильмах – вдова стоит в чёрной вуали, её кто-нибудь держит под локоть. Рядом родственники, все в красивых чёрных платьях и костюмах. Потом священник говорит недолго, и вдова бросает на гроб ком влажной земли, завёрнутый в белый шёлковый платочек.
А здесь как?
На мне нет чёрного платья, не догадалась. Только шорты и футболка.
Сева даёт мне половину цветов. Варваре остальное отдам, говорит. Ей бы плакать, но держится – верно, что испугалась гораздо больше из-за внезапной необходимости ехать в Москву, идти в больницу, платить работникам морга, чтобы пустили, потому как не положено сейчас, даже родственникам. Только на кладбище можно, и то далеко. Думаю, что мы ближе подойдём. А там стояли, глаза опустив.
– Нам зачем?
Телефон вибрирует.
Господи, это он, дядя Вова. Уже начал звонить. Хотя нет, сообщение, он сообщения