– Отлично, отлично. Тогда, надо надеяться, она вернется через несколько дней. – Шеф пожевал губами. – А как насчет тебя?
– В смысле?
– Устал или сможешь съездить в Бандхаген насчет одного дела?
– Вы о чем?
– Я хочу сказать… сейчас, когда Чильберг не на работе, у тебя появился шанс проявить себя. Написать отчет, произвести хорошее впечатление, если ты понимаешь, о чем я.
– Отлично понимаю. – Йенс повернул на Норра-Ленкен. – Что за дело?
– Нашли мертвую женщину, возможно изнасилованную.
– Хорошо. Еду прямо сейчас.
– Вот такие темпы мне нравятся. Ты отличный мужик, Йенс. Увидимся завтра.
– Конечно.
– И вот еще что… – Биллинг сглотнул. – Передай Жанетт – я не против, если она какое-то время посидит дома, с сыном. Честно говоря, я считаю, что ей бы надо получше заботиться о своей семье. Я слыхал, Оке от нее ушел.
– В смысле? – Хуртигу начинали надоедать намеки шефа. – Хотите, чтобы я сказал ей – оставайся дома, потому что шеф считает, что женщинам нечего делать на службе, а надо им сидеть дома и хлопотать вокруг мужа и детей?
– Черт, Йенс, ну перестань. Я думал, мы поняли друг друга и…
– То, что мы мужчины, – перебил Хуртиг, – не означает, что у нас одинаковые взгляды на жизнь.
– Ну конечно нет. – Шеф вздохнул. – Я подумал, может быть…
– Не знаю, не знаю. До скорого. – Хуртиг нажал «отбой», не дожидаясь, пока Биллинг сморозит еще какую-нибудь ерунду или отпустит очередную дурацкую шутку.
Возле съезда на Сольну он окинул взглядом «Пампас Марину»[3] и ряды парусных лодок.
Лодка, подумал он. Куплю себе лодку.
На школьную спортплощадку Бандхагена обрушился дождь. Сержант уголовной полиции Йенс Хуртиг натянул капюшон и захлопнул дверцу машины. Огляделся, узнал местность.
Несколько раз он бывал здесь в качестве зрителя, когда Жанетт Чильберг играла в составе полицейской сборной. Он вспомнил свое удивление тому, что она так здорово играет – лучше многих игроков-мужчин, а в роли атакующего полузащитника и вовсе изобретательнее их всех. Пробивала открывающиеся подачи, видела пространство как никто.
Хуртиг с удивлением замечал, что Жанетт-футболистка ведет себя на поле так же, как Жанетт-начальница – в кабинете. Авторитетно, но без давления.
Когда в какой-то момент игры ее товарищи по команде начали возбужденно жаловаться на судейство, она встала между ними, утихомиривая скандалистов. Ее слушал даже судья.
Хуртиг подумал: как она там? У него не было своих детей, да он к этому и не стремился, но понимал, что Жанетт сейчас очень нелегко. Кто позаботится о ней теперь, когда Оке удрал?
Хуртиг знал, что история с убитыми мальчиками захватила Жанетт целиком.
И теперь, когда беда случилась с ее собственным сыном, Хуртигу хотелось быть для Жанетт чем-то большим, чем помощник. Хотелось быть другом.
Он ненавидел