– Разве? – я посмотрел на Ильина.
– Ну что ты, Виточка. Это же мы, – подхватил Ильин и вяло махнул Виолетте шестипалой рукой.
– Ты должен был с ней поговорить. – Виолетта, вытянула в его сторону указательный палец, ставший вдруг неестественно длинным и острым.
Я зажмурился, встряхнул головой и когда открыл глаза, все стало снова обыкновенным – Ильин, Виолетта и ее палец.
– Ты хотел почитать, – сказал мне Ильин, не обращая внимания на Виолетту.
– Что почитать?
– Стихи, – весело сказал Ильин.
– Стихи? – спросил я почему-то у Альмы.
Альма кивнула. И, кажется, это заметил Ильин, потому что тут же сел, хлопнул себя по коленке и захохотал, заржал в полный голос, раскачиваясь и пытаясь обнять то улыбающуюся Виолетту, то перепуганную Альму, которая, в конце концов, заползла под свисающее с раскладушки одеяло.
Когда все успокоились, и меня плавно накрыло какой-то необъяснимой сентиментальностью, я спросил Виолетту:
– Слушай, а это… Что ты там видишь?
– Их, – Виолетта ткнула пальцем в пустую стену напротив.
– Соседей? – не понял я.
Мне показалось это забавным, но, видимо, мне одному, потому что Ильин собрал расплывшуюся было физиономию в подобие осмысленной озабоченности и спросил вполне себе трезвым голосом:
– Снова? Давно началось?
– Неделю. За день до того, как Светка привела его, – Виолетта кивнула в мою сторону, – Да не твоя Светка. Кондрашевская.
– Ну понятно, – сказал Ильин.
– А что началось? – спросил я.
– Глюки у нее начались, – пробормотал Ильин.
– Ничего это не глюки. Они всамделишные, – сказала Виолетта, – Зачем ты так говоришь?
– Ну да… настоящие. Расскажи ему, – Ильин посмотрел на меня.
– А что, и расскажу… А ты уже взрослый дяденька, должен понимать, что если кончаешь в девочку, получается ребеночек! – сказала Виолетта и замолчала.
Мы прождали почти минуту.
– Ну да… Расскажет… Когда очухается, – махнул рукой Ильин, – Ладно, нам пора.
И пошел в коридор одеваться. Я вышел следом, проводить. Щелкнул выключателем. В сумеречной прихожей стало светло.
– Держи краба, – Ильин протянул мне руку, – Когда вернешься, заходи.
– Не вернусь, – сказал я, – Но спасибо.
Ильин позвал Альму. Альма буквально выпрыгнула в темный холодный коридор вслед за хозяином. Я закрыл за ними дверь и вдруг, впервые заметив бывший дверной глазок, забитый теперь деревянной пробкой, представил Виолетту сидящую у стены с открытыми невидящими глазами, вернее, видящими что-то, чего не видел я, и мне стало страшно.
Она стояла перед запертой балконной дверью и смотрела на улицу. Там по натоптанной снежной дорожке в сторону автобусной остановки шли два силуэта – человек и собака. В комнате было прохладно и темно, но свет включать не хотелось.
– Ну что, – спросила она, – проводил?
– Проводил, –