Она что-то продолжила ему говорить, потом поднялась с колен и поманила за собой. Герд, только теперь осознавший, что лежит, приподнялся на локте и посмотрел туда, куда она ему показывала. А указывала она на солнце, видневшееся из-под полога. Герд осмотрелся: его окружали кожаные стенки какого-то шатра, а в их прорези – огромное ослепительное белое солнце и бесконечные пески. Они были в пустыне. За куполом.
– Понимаешь? – спросила она.
Герд вздрогнул, впервые различив слова.
– Нет, – выдохнул он.
– Почему я не удивлена? – Она снова рассмеялась, запрокинула голову, кудри каскадом посыпались ей на лопатки. – Невозможно управлять светом! Мы ведь не можем управлять солнцем, правда? – Она лукаво на него прищурилась. – Вон какие последствия для всех нас от его света и тепла. Но к свету можно воззвать! – ее глаза сияли. – Эх, ладно, мы еще вернемся к этому разговору. Сейчас мне нужно идти. Отдыхай, Герд.
– Нет, прошу тебя, не уходи! Останься со мной. – Герд так испугался, что она уйдет, исчезнет так же внезапно, как появилась, что непроизвольно дернулся, инстинктивно ища своей рукой ее руку. И тут же смутился своего порыва.
– Ну что ты, я же буду здесь, за стенкой. – Она едва коснулась кончиками пальцев его лба.
Сердце Герда дрогнуло.
Снаружи кто-то позвал: «Даяна». Она отдернула руку и повернула голову на звук.
– Ну все, меня уже второй раз зовут. Это ты виноват, – без укора, улыбаясь, сказала она. – У нас не принято заставлять ждать старших. – И выпорхнула наружу.
А Герд, откинувшись снова на спину, остался лежать в шатре, беззвучно повторяя ее имя. Даяна. Даяна… Даяна!
Утром, когда видение давно исчезло, не рассеялось лишь впечатление, которое оно произвело. Герд лежал в кровати, руки по швам, пальцы слепо шарили по грубой белой простыне, стеклянные глаза распахнуты и устремлены в беленый потолок. Он шептал ее имя.
– Герд, вставай! – голос Олвы беспардонно вырвал его из мира грез наяву, резко, пощечиной возвращая к реальности. – Ты что-то сегодня залежался!
Герд, еще не до конца придя в себя, одеревенело сел на кровати и начал машинально натягивать одежду, не обращая внимания на Старту, ожидавшую у его ног привычной ласки – своеобразного пожелания доброго утра.
«Что это было? – спрашивал он себя за завтраком, без аппетита ковыряя кашу и стараясь придать своему пустому выражению лица хоть какую-то осмысленность, – Что на меня нашло?» В этот день Олва осталась дома, но, пожалуй, Герд чуть ли не впервые не был этому рад. Ему хотелось остаться наедине с собой и как следует поразмыслить – свидетели ни к чему. Отвечать на вопросы – ни сил, ни желания, быть вежливым и предупредительным – тоже. Он слишком растерян, слишком разбит. Сон выбил его из колеи, мало ему проблем, так еще и