– Дай мне свои губы, Черенок! Свершилось!
– Ты торжествуешь, сирхар? Он – сделал?
– Да, Черенок, он сделал это, Черенок, он преступил запрет, и теперь он – мой!
– Теперь ты убьешь его, сирхар?
– Да, теперь я убью его.
Звук гонга.
– Входи, – сказала Этайа, прикрыв лицо вуалью.
Дверь отворилась. Молоденькая девушка нерешительно шагнула на покрывающую маты шелковую ткань. Ткань была расписана под лесной луг. Желтые и белые цветы в голубой траве. Художник изобразил даже пару серебряных ящерок-медовниц,[11] пьющих нектар. Девушка потерла друг о друга маленькие босые ступни, очищая их от уличной пыли. Серебряные браслеты на щиколотках тихо зазвенели. Чуткий твердый пальчик с перламутровым ногтем потрогал шелковый цветок…
– Госпожа! – Голос у девушки был глубокий, полный обертонов. – Можно мне говорить с тобой?
– Войди и сядь, – предложила Этайа.
– Благодарю!
Двигаясь плавно, чуть покачивая бедрами, девушка пересекла гостиную и осторожно присела на край стула, плотно соединив круглые загорелые колени, но расставив узкие ступни на шаг одну от другой. У нее было типичное конгайское личико, нежное, приятное, с мелкими правильными чертами. Умело подведенные большие карие глаза казались влажными. Тяжелый узел волос оттягивал затылок. Ожерелье из крупных красных гранатов спускалось с длинной сильной шеи до линии ключиц. Голубая безрукавка была расстегнута на груди.
По ножным браслетам и нарисованному на лбу знаку нетрудно было догадаться, что гостья – танцовщица.
– Хочешь пить? – спросила светлорожденная, кивнув на кувшин с соком.
– Если госпожа позволит – чашку вина! – Лицо девушки было спокойно, но пальцы рук, лежащих на коленях, безостановочно двигались.
Этайа потянула шнурок под светильником. Появился служка. При виде девушки на лице его выразилось слабое удивление.
– Светлейшая?
– Чашку светлого вина! – велела Этайа и, обращаясь к гостье: – Слушаю тебя, девушка!
Конгайка облизнула карминно-красные губы. Запах юного тела, смешанный с ароматом благовоний, коснулся ноздрей светлорожденной, и Этайа подумала, что танцовщица наверняка не испытывает недостатка в мужском внимании.
– Мальчик, – сказала девушка, – его зовут Соан, говорил с большим воином. Большой воин сказал ему: он будет искать Санти… Сантана…
– А не сказал ли он также, что большой воин велел ему держать язык за зубами? – спросила Этайа.
– Он не виноват, госпожа! – Девушка еще раз облизнула губы розовым язычком. – Ему трудно скрыть от меня то, что для меня важно. Он еще молод.
– А ты – нет?
Девушка улыбнулась, но эта улыбка не украсила ее. Было в этой улыбке что-то непристойное.
– Я – не он, – сказала гостья. – Прошел слух, что ночью у дома Тилода, отца Санти, что-то произошло.