– В победе, – улыбнулся Адалвольф.
Мы сидели в виртуальном антураже – в зале Версальского дворца. За высокими окнами раскинулся нарядный сад. В чистом солнечном сиянии блистали фонтаны. Адалвольф облачил свою аватару в темный шелк. Из рукавов торчали костлявые запястья. Я ограничилась предустановленным вариантом: лохматая, андрогинного облика женщина в потертой шинели. На столике перед нами лежала мраморная шахматная доска.
– И что надо сделать для победы? – уточнила я.
– Захватить короля противника.
– Это который высокий?
– Да.
– И всего-то?
– В сущности, да.
– А эти лошадки?
– Кони, – усмехнулся Адалвольф.
– Ага, они мне нравятся, – кивнула я, склонившись над доской, и тронула фигурку в первом ряду. – А это пехота?
– Пешки.
– А вот эти, каплевидные?
– Офицеры.
– Понятно.
– Готова играть?
– Думаю, да. Чей ход первый?
Адалвольф протянул худую руку, выдернул из заднего ряда коня, перенес его через строй пешек и поставил на избранный квадрат.
Я озадаченно нахмурила лоб.
– Что такое? – вздохнул Адалвольф.
– Вот это – твой ход?
– Классический гамбит.
– По-моему, он мало что дает.
– Ты, стало быть, можешь лучше?
– Конечно.
Я откинулась в кресле, хрустнула суставами сцепленных на затылке пальцев, уперлась ногами в пол и подмигнула ему:
– Смотри.
Рванувшись вперед, я правой рукой сжала горло Адалвольфа. Он подался от меня, и тогда моя левая метнулась к столу. Когда последняя мраморная фигурка стукнулась о пол, я уже стояла коленями на груди соперника, торжествующе вздымая в кулаке его короля.
– Я победила.
Адалвольф закашлялся и потер покрасневшую шею.
– Ты и правда ничего не понимаешь в шахматах.
– Наоборот, – фыркнула я, вставая на ноги, и разжала пальцы; фигурка с глухим стуком отскочила от его ребер и покатилась по полу. – Это ты ничего не понимаешь в тактике.
Второй пролог
Сал Констанц
– А теперь?
– Увы, все равно расплывается. – Аватара «Злой Собаки» нахмурилась с экрана и поджала губы. – Погоди…
– Что-то видишь?
– Да, – сказала она, – начинаю разбирать. Но это всего лишь звезды.
– У меня на экране тоже только они.
Мы зависли в пустоте в трех световых годах от ближайшей звездной системы. Брат «Злой Собаки» «Адалвольф» был в нескольких десятках километров от нас по правому борту.
– А в ультрафиолете и инфракрасном?
– Извини, – пожала я плечами. – Боюсь, у нас только старый скучный «видимый спектр».
– Как вы, люди, умудряетесь?
– Что именно?
– Что-то находить, – воздела руки аватара. – Вы же наполовину слепые!
Я потрогала повязку, с недавних пор закрывающую пустую глазницу на месте моего правого глаза, и сказала:
– Про полуслепых мне не напоминай.
Она смутилась:
– Прошу прощения, капитан. Это было бестактно. Я высоко ценю твою жертву. Просто мне нужно время, чтобы привыкнуть к настоящему органическому глазу. Я таким никогда не смотрела.
– Выжимай из него все возможное, – посоветовала я, – потому что другого ты от меня не дождешься.
Мы уже две недели отдыхали и приходили в себя посреди галактической пустыни – с тех пор, как нас вытеснили из человеческого космоса. Нод с тринадцатью отпрысками вместе с механизмами авторемонта приводил корабль в порядок для продолжения полета, а мы все эти две недели обсуждали, куда теперь податься. Для изгнанников из родного дома, укрывшихся на чужой территории, от выбора пункта назначения, вероятно, зависели шансы на выживание.
«Злая Собака» обратила внимание на мое лицо.
– Ты жалеешь, что отдала мне глаз?
Мои пальцы снова коснулись повязки. Я еще не привыкла к ополовиненному полю зрения и потому набивала синяки о столы и стулья.
– Я не в восторге, – призналась я. – Но не жалею. А задумалась о другом.
– О чем?
– О топливе.
И «Злая Собака» и «Адалвольф» почти израсходовали топливные стержни.
– Если в порту прибытия не найдем замены, нам труба.
При наличии сырья и шаблонов корабельные принтеры производили пищу, медицинские препараты и снаряды. Если хватало времени, могли отпечатать даже торпеды с ядерными боеголовками. А вот топливные стержни – другое дело, слишком тонкое, сложное и нестабильное, чтобы штамповать их даже на самых современных