– Ну и что это, L”udzu, значит? – теперь Руппс спросил, в свою очередь, Краева.
– Это значит, что твои латыши хотят строить свое, независимое государство, – отозвался Краев. – Трудно им придется, – через минуту опять сказал он. – Из того, что он перечислил, самое трудное будет доказать, что Красная Армия вошла в Латвию незаконно. Многие еще живы. Помнят. И еще труднее – что все это было вопреки воле народа. Это будет самым трудным. Если они, конечно, всерьез задались целью убедить в этом всех.
– Да, пожалуй, – отвечал Руппс. – Я, например, тогда был этим самым народом. И мы с отцом молодого Крекиньша, которого ты только что видел, голосовали… или голосили… – посмотрел он на Краева. – Как-то у вас есть два таких похожих слова, – улыбнулся он. – Так вот, мы с Крекиньшем ходили на митинг и голосовали там за то, чтобы русские пришли как можно скорее. А сын Крекиньша называет их теперь оккупантами. Я хорошо это помню, – сказал Руппс. – Мы со старым Крекиньшем, – продолжил он через минуту, – всё это видели своими глазами. Это было всеобщее ликование. Тогда вышел весь трудовой народ. Абсолютно весь трудовой народ Риги и ближайших окрестностей. Всё население! Люди не видели русских девятнадцать лет! – он умолк, сделав паузу. – 17 июня 1940 года в Ригу пришли советские танки. В этот же день открылись ворота Центральной тюрьмы и вышли политические заключенные. Все были в ожидании больших перемен и не скрывали радости оттого, что приближается к концу правление Ульманиса. И потому, когда вошли танки, люди бросали на них цветы. На эспланаде, куда подъехали танки, население пыталось разговаривать с солдатами. Но те не вступали ни в какие разговоры. А потом на пристанционную площадь, в толпу народа, ворвалась конная полиция.
– Вот это и была позиция правительства Латвии, – вставил Краев.
Руппс энергично кивнул.
– Так вот, людей избивали не только резиновыми дубинками, но и пускали в ход огнестрельное оружие. Был убит рабочий. И революционное настроение, симпатии к русским еще больше возросли. Потом мы с Крекиньшем пошли к тюрьме. Людскому ликованию не было предела. Группы горожан, целые коллективы с фабрик и заводов двинулись к тюрьме. Народ нес на плечах политзаключенных в полосатых одеждах. Цветы, слезы радости, объятия, поцелуи… Началась стихийная демонстрация трудящихся Риги. До позднего вечера мы с Крекиньшем шли вместе со всеми в колоннах и были счастливы. Откуда-то взвились красные флаги. Звучали революционные лозунги. Большой митинг состоялся у советского посольства на улице Антонияс. Люди приветствовали работников посольства, хотя на балкон никто не выходил.
– А вы? – неожиданно спросил Краев.
– И мы с Крекиньшем. Вместе со всеми, – понял Руппс. – Поэтому я, – продолжал он, – против сознательного искажения фактов, против утверждения, что восстановление Советской власти в Латвии в 1940 году является оккупацией. Ведь Красная Армия вошла в Латвию согласно заключенным со всеми тремя государствами в 1939 году Договорам о