Фигура всадника была совершенно черная, темнее ночи, чуть подсвеченной снегом. Но под огромной головой, на груди, сияло пятно. Это была пятиугольная металлическая бляха, хорошо знакомая каждому советскому гражданину. Членский значок с буквами «МОПР». Только очень большой.
Значок стал последней каплей, повергшей Гущина в неописуемое состояние на грани разума.
– Матерь Божья! – вырвался из его груди отчаянный хрип.
Из каких-то глубин детства, бабкиных шепотливых, в темном углу с иконами, наставлений выплыли это полупридушенные, малопонятные ему, чуждые слова, в которых, несмотря на их чуждость, чувствовалось единственное средство спасения, ощущалась сила, способная противостать багрово-черной, нечеловечески страшной коннице.
Эти слова не вязались ни с чем в его жизни. Но и красный поток не принадлежал ни советской действительности, ни антисоветской, и никакой вообще.
Всадник по имени МОПР остановился в нескольких метрах от сжавшегося в комок чекиста. Постоял немного, словно принюхивался издали к лежащему человеку и решал, стоит ли тот внимания. Потом повернул коня и вновь слился с гигантским телом дракона.
Гущин на миг закрыл глаза. А когда открыл, понял, что видит перед собой хвост дракона. Красная конница иссякала, растворялась в ночном лесу.
Страх понемногу ослабил хватку, и сержант безвольно повалился на спину.
В полузабытьи он лежал до рассвета.
Едва начало сереть небо, Гущин поднялся на ноги, ставшие как костыли, и побрел, куда глаза глядят. Револьвер он так и не выпустил из руки – пальцы в рукавице сжались намертво.
Но силы в закоченевшем теле еще оставались. Их хватило, чтобы инстинктивно шарахнуться от человеческой фигуры, вышедшей из-за толстой сосны. Фигура оказалась нестрашной. Женщина, закутанная в темную длинную одежду, с пуховым платком на голове, шла по своим делам.
«Колхозница», – повернулась в голове тугая мысль. Он хотел крикнуть ей: «Постойте, гражданка!», но изо рта с едва ворочающимся языком вылетело просто тихое мычание. Он только напугал ее. Или она не слышала? Гущин попытался идти быстрее.
«Стой, товарищ колхозница!» Нет, опять не получилось. Да что же это! Словно тугоухая, не оборачивается. И идет небыстро, значит, не чует опасности. Гущин догадался – надо просто следовать за ней, куда-нибудь да выведет.
Нога в снегу запнулась, чекист упал и забарахтался. Испугался, что потеряет женщину из виду, выдохнул еле слышно: «Погоди, мать!» Но пока он тяжелым усилием ставил себя вертикально, она в самом деле не двинулась с места – ждала. Сержант успокоился, осознав, что колхозница ведет его, хоть и не отзывается.