Следующий день был последним учебным днем третьей четверти. Нам раздали дневники с оценками за четверть, а в шесть вечера я уже собрал свой маленький чемоданчик и стоял у окна, ожидая, когда за мной приедет Евдокимоф. Он не стал заходить внутрь, а только помахал мне рукой, чтобы я выходил с вещами. Я поскорее натянул куртку, взял чемодан и пакет с медом и орешками и пошел в холл, где почти все наши были в сборе. Кто-то смотрел кино по телевизору, Медведев, как обычно, был обижен, что проиграл Машке в шашки. Я со всеми попрощался. Витямба с Кирюшей пошли меня проводить до низа, но на лестничной клетке увидели Кристину, и тактично, пожав мне руку, удалились. Я обнял ее крепко и прошептал в ухо, что обязательно скоро вернусь. «Да, – сказала она мне. – Приезжай поскорее. Я тебя очень люблю». «И я тебя тоже… очень»… Мне было как-то тревожно за нее на душе, но при этом я чувствовал какой-то подъем и нетерпение. Мне предстояло то, о чем каждый божий день мечтает любой детдомовец: дорога домой, в семью, туда, где я буду сыном, где меня будут любить и понимать…
Мы переночевали в гостинице, так как у нас был очень ранний вылет и надо было вставать чуть ли не в пять утра. Евдокимоф заказал для нас уже другой номер. Там было две кровати, две тумбочки и два небольших кресла со столиком. Мы поужинали в том же отеле в ресторане и даже успели сходить на час в спа-салон на первом этаже. Оказывается, его посещение входило в стоимость проживания. Я первый раз был в таком месте. Везде так чисто и красиво! Зеркала, бассейн, финская сауна. Ужасно приятно было сидеть в белоснежном махровом халате и пить какой-то необычный зеленый чай с травами. Я смотрел на то, как в зеркале чуть колышется голубоватая вода, и чувствовал, что после суеты и волнений сегодняшнего дня я наконец-то могу расслабиться и просто получать удовольствие, что я все успел: попрощаться и с ребятами, и с ней – и все прошло как-то по-хорошему, без неприятного осадка, что сделал что-то не так или не сделал совсем. Мне было хорошо еще и оттого, что теперь мой опекун наконец-то рядом со мной, и я могу успокоиться, и во всем положиться на взрослого и умного человека, который заботится обо мне и так хорошо меня понимает. Евдокимоф смотрел на меня и улыбался. Он, мне кажется, тоже расслабился. Мы оба теперь могли просто молчать друг с другом и получать удовольствие от своего спокойного молчания. Я подумал, что разговаривать получается с самыми разными людьми, и даже неблизкими и незнакомыми. А вот молчать так, чтобы было комфортно в душе, можно только с очень близким и приятным тебе человеком. Так мы иногда подолгу молчали с Кристиной, просто прижавшись друг к другу и застыв. С родным человеком ничего и не надо говорить. Все ведь и так ясно.
Мы легли спать довольно рано, и я неожиданно для себя очень быстро и крепко заснул. Наверное, после сауны и плавания меня разморило. А утром, когда было еще совсем