…На улице совсем стемнело, и мне уже надо было как можно скорее бежать в детдом. Если я слишком сильно опоздаю на ужин, меня начнут искать. И поскольку я не «бегунок», будут реально волноваться. Среди наших есть целый специфический контингент регулярно убегающих. Так вот за них особо и не беспокоятся. Не первый раз. Но если пропал кто-то, кому бежать некуда и не к кому, вроде меня – сразу подключают полицию. Тем более сразу вызывает беспокойство, что пропал ребенок, который в детдоме с раннего детства, вроде меня. Я засобирался. Поблагодарил ее за чай и приют. Бабушка смотрела, как я судорожно собираюсь, и на прощание пригласила обязательно заходить, как время будет. Я побежал в детдом.
Через неделю я, хотя и не планировал этого, почему-то зашел к Марии Александровне опять. Я не знал, пригласила ли она меня тогда, в первый раз, только из вежливости, но, придя к ней еще раз, вдруг почувствовал, что она рада моему приходу. Мы снова пили чай. Но теперь уже гораздо больше разговаривали. Она спросила меня, несколько смущаясь, о том, как я попал в сиротский приют. Она так называла наш девяносто шестой. Я рассказал, чтобы она уже больше про это не спрашивала. Рассказал и про умершую, когда я был еще маленьким, мать, про отца, который с собой не справился, про то, что через три года я уже выпущусь, но пока не знаю, чем буду заниматься. А потом начала рассказывать она. Сначала о себе, о своем детстве во время войны. Про то, как не хватало еды, так как все отправляли солдатам на фронт. Как потом работала маляром и жила в общей комнате в бараке. Как много лет ждала отдельную квартиру, как родилась дочь, и ей потом дали-таки квартиру в новом доме, в этом самом, просто тогда он был новый. Еще в ее жизни была поездка вместе с маленькой дочерью на Черное море, в Анапу, свадьба дочери, рождение внука Паши. И вот, собственно, и все. Вся ее жизнь так и прошла. И было в этой жизни так немного хорошего, так немного того, чего бы хотелось вспоминать, что Мария Александровна очень быстро рассказала мне обо всем, а затем по много раз повторяла одни и те же немногочисленные яркие моменты. Я вскоре уже знал их наизусть, но продолжал который раз слушать ее пояснения к фотографиям в альбоме. Я никогда не задавал бабушке никаких вопросов о том, почему она живет одна и почему ее дочь и внук к ней не приезжают. Но постепенно у меня сложилась картина ее настоящей одинокой старости.
Она была из небольшой деревни под Кемерово. После войны ее мать с отцом перебрались в город. Отец работал в Новокузнецке на заводе, мать на стройке. Жили в бараке. Когда ей исполнилось девятнадцать – вышла сдуру замуж. Парень, как она говорила,