Лунные и грошовые. Виталий Геннадьевич Кандалинцев

распоряжались его кошельком. Дирк был щедр, и все кому не лень, смеясь над его наивным доверием к их россказням, без зазрения совести брали у него взаймы. Он отличался редкой сердобольностью, но в его отзывчивой доброте было что-то нелепое, и потому его одолжения принимались без благодарности (гл. 18).

      Совершенно очевидно, что в подобных пассажах речь идет не только о Стреве, но и о том, как люди видят друг друга. В романе есть прием, который подсказывает, что проблема Стрева сложнее, чем может показаться на первый взгляд.

      Я имею в виду слова рассказчика в конце романа:

      Цитата из Библии вертелась у меня на языке, но я попридержал его, зная, что духовные лица считают кощунством, если простые смертные забираются в их владения. Мой дядя Генри, двадцать семь лет бывший викарием в Уитстебле, в таких случаях говаривал, что дьявол всегда сумеет подыскать и обернуть в свою пользу цитату из Библии (гл.58).

      Если абстрагироваться от непосредственного смысла этих слов (думаю, он привязан к английским реалиям начала XX века), то их можно понять как намек на то, что описанное в романе нужно рассматривать и с точки зрения Библии. И что читатель сам должен определить, какая цитата «вертится у него на языке».

      Вообще-то цитаты из Библии в случае с Дирком Стревом напрашиваются сами собой. Он единственный, о котором рассказчик говорит, что он «начисто лишен самолюбия» и признает, что «это редчайшее свойство» (гл.29). По учению святых отцов, самолюбие есть источник гордости в человеке, а в Библии сказано: