Он недовольно достал пятьдесят евро и сказал:
– Это на еду и тебе на пальто.
Пальто пришлось брать на ярмарке подешевле. На остальные деньги Маша купила еды и занавеску на кухню. Уж очень та старая и облезлая, что сейчас на окне. Придя, домой, она повесила занавеску на окно. Сразу стало уютнее. Занавесочка была веселенькая в мелких яблочках и яблоневых цветах. Маша расправила занавеску и улыбнулась:
– Вот так-то лучше.
Когда вечером пришел муж, он недовольно буркнул:
– Зачем? Ведь есть же занавеска.
Маша хоть и решила не обращать ни на что внимания, но ее взорвало. Она стала кричать на русском вперемежку с итальянским, что хоть в России она жила сама, но у нее в доме был полный достаток, и занавески красивые были, и ковры на стенах и полах, и цветы повсюду. Что она привыкла жить в уюте и тепле. Она почувствовала, что на глаза ее наворачиваются слезы и выскочила на нижний этаж в комнату для стирки и глажки. Когда она входила в низенькую дверцу, то ударилась в который раз головой и заплакала горькими слезами. Лука побежал за нею, застал ее ревущей и стал неловко успокаивать.
– Ну не плачь. Ладно, хорошая занавеска.
Не погладил ее, не поцеловал. Постоял и ушел наверх. Потом весь вечер бурчал:
– Бо, бо?
Это значит, что он недоумевал, к чему все эти слезы и зачем эта новая занавеска? И старая была не плохая. А Маша тихо вздыхала. Нет, не так она мечтала жить! Но что поделаешь? Надо приспосабливаться как-то.
Но когда Лука шел спать, к Машиному удивлению, муж потянул ее за руку в спальню.
– Вене ква, ти амо. Иди сюда, я люблю тебя.
Маша удивилась. Что это с ним? Чувствует, наверное, что обидел? Маша вздохнула, надела на себя маску хихикающей девочки и пошла за ним. Она кокетливо стала раздеваться, но он как всегда поспешно выключил свет.
«Ну вот, – с досадой подумала она. – Всегда все испортит».
Маша вспомнила, что они ни разу не занимались любовью при свете. Он даже ни разу не видел ее обнаженного тела. Он даже не видел, как она еще молода и красива. А может он боялся что, она увидит его старое, сморщенное тело.
Лука завалил ее на постель, грубо поцарапав бородой по груди, пару раз чмокнул и впервые тихо сказал:
– Люблю, люблю тебя. Аморе мио! Какая ты сладкая!
Но дальше дело не пошло. Маше стало жалко его.
Она гладила его тело нежными руками и шептала:
– Ничего страшного. Ты просто устал. Давай завтра утром. У тебя получится.
Утром Лука потряс Машу за плечо. Без поцелуев, без каких-нибудь ласк он быстро удовлетворился и счастливый закричал:
– Аморе, любовь!
– Ну ладно, хоть он доволен, – вздохнула Маша. – Или он не понимает, что мне с ним плохо в постели. Или такой эгоист, только для себя?
Маша не спеша покинула теплую кровать. Вставать не хотелось, ужасно болела голова, а в комнате было холоднее, чем на улице. Маша увидела на тумбочке деньги, пятьдесят евро. Лука оставил,