– Ну, нет, – говорю, – не желаю я в такое верить. Уж лучше пусть не будет в моем трипе никакого смысла, чем такой.
– Во всем всегда есть смысл, Тош, – говорит Федор, дважды азиат, – и не один, а тысяча. Не нравится этот – найди другой.
И достает из кармана новый косяк.
Пока Федор его взрывает, я рассказываю ему об одном давнем разговоре с моим другом Ваней про нелинейность времени. Потом он передает косяк мне, я делаю две глубокие затяжки, и мои мысли на несколько градусов меняют свой вектор.
– Если бы я захотел написать книгу про свою жизнь в Паттайе, – продолжаю я, – я бы ее написал в обратном порядке. Чтобы начиналось с безработицы и необходимости лететь домой, потом бы я долго работал с надоевшими туристами и тупыми тайцами, затем – перелом, и туристы – уже милахи, а тайцы – мудрые и размеренные. И кончалось бы это все первым восторгом от Таиланда. Типа хэппи энд.
Федор снова протягивает мне косяк, и я снова дважды глубоко затягиваюсь. Несколько раз громко откашлявшись, осипшим голосом я вывожу резюме:
– Понимаешь, получается, что технически это не было бы искажением реальности, потому что время нелинейно.
Наше восприятие чужой речи так устроено, что сентенция, сказанная осипшим голосом, кажется в два раза эффектней. Федор одобрительно кивает.
– А я бы хотел, чтобы про нас, паттайских раздолбаев, когда-нибудь сняли кино, – задумчиво произносит он. – Артхаусное, как вся наша жизнь.
– Я даже знаю с чего оно должно начинаться, – отвечаю я, но дальше не продолжаю. Фред тоже не спрашивает, потому что мы оба уже накурились.
Эта сцена тоже обязательно должна быть в фильме. Дальний план пустого пляжа, на котором две фигуры в слоу-мо передают друг другу маленькую красную точку.
– Будда говорил, что все, что мы видим и чувствуем – это наша иллюзия. А значит и линейность времени – тоже иллюзия, – сказал бы я в конце.
– Значит и нелинейность – тоже иллюзия, – отвечал бы Фред.
Ну или что-нибудь в таком духе.
Рашен мафия
Накануне вылета у меня украли телефон и кошелек.
В то утро я сидел на пляже и смотрел на море. Все летело к чертям. Работы больше не было, и деньги кончились. Через два дня мне предстояло возвращаться в Москву – уже был билет, купленный в долг. «Все, – подумал я, – каникулы кончились». А потом посмотрел на лежавшую рядом сумку, и увидел, что ее нет.
А на следующий день я взял у соседки телефон, позвонил на свой номер и услышал гудки. Ох уж эти мне паттайские грабители. Трубку взяла тайка.
– Хэллоу, – говорю я как можно приветливее, – у меня украли телефон, и мне бы его вернуть.
Я не знаю, как это сказать по-тайски, поэтому приходится строить фразу на английском.
– Май каучай, – отвечает тайка. Эта самая часто употребляемая фраза в моем лексиконе. Она означает «я не понимаю».
– Туресап, – вспоминаю я слово, – это мой туресап, и ты должна его мне вернуть, андерстэнд?
Черт,