Став главным по кузнечеству, он сначала сам ходил по домашним кузням, а потом решил учить кадры у себя. Объяснял, как держать температуру, как различать по цвету раскалённого металла его качество, как ковать в два, три и пять слоёв. Многому учил, в том числе правилам поковки с оттяжкой, и установлению центра.
– Где твой нож, Щелкан?
– А вот, лежит.
Лавр взял, прикинул на руке, засмеялся:
– Вот с ним и покажи, какой ты боец.
Щелкан трижды кинул нож, и каждый раз он шлёпался о столб плашмя.
– Переделаешь, – велел ему Лавр. – А я днями зайду, проверю.
Из соседнего двора доносилась музыка, вроде скрипки. Лавр отправился туда. Это был дом гончара Толоки, а играла на гудке его дочь Печора, девка на выданье. Она и три подруги пели какую-то балладу про богатыря Селяна.
Лавр хлопнул себя по лбу:
– Девки! Совсем забыл! Ведь я гусли сделал!
Начался общий ор. Как это может быть, чтобы Великан, да гусли сделал?
– Да, сделал. И давно! Из сухого клёна, с жильными струнами. Отложил, чтобы сохло, и забыл. Замотался с делами этими… кузнечными. Сегодня опробую, раз праздник.
– А мы придём! – захлопала в ладоши Печора. – Покажешь?
– Приходите, чего уж. Но позже. Мы с ребятами ещё погуляем. А потом вам поиграю.
– Ой, Великан, а ты ещё и играть умеешь на гуслях?
Он засмеялся:
– И пою впридачу.
Мужское гульбище продолжалось с такой интенсивностью, что к полудню. на крики ни у кого уже не было сил. Прибрежные жители, которых практически тащил на себе Лавр-Великан, отправились домой, вниз, чуть не падая с ног. А там во дворе уже готовили стол на вечер. Выпили они ещё по глотку, и завалились спать на сеновал. Ни звонкие крики играющих во дворе детей, ни дым и запахи готовящейся еды не мешали им.
Наступило время баб: они готовили праздничный стол. В ход шли остатки от их же заготовительной деятельности, то, что не пойдёт в зиму. Капуста и огурцы, брюква, редька, репка пареная и яблочко печёное. Праздничная поговорка на Симарглов день: «Что в сусек не вместится, то в брюхо влезет». Пироги, рыба и птица, блюда тушёные и запечённые в горшках и чугунках, грибы. На столе уже вкусно пахла пшённая каша, заправленная солёным лимоном, который придал ей волшебный аромат и цвет, а на вертеле ждал огня уже подготовленный к процессу верчения заяц.
Первым с сеновала спустился Лавр. Обозрев стол, подумал, что в это древнее время живут гораздо лучше, чем будут жить позже, при пресловутом феодализме. Никого, кроме своей семьи, кормить не надо – ведь нет над ними жадного помещика. Ни барщины, ни оброка! Дань Вятко-князю невелика, в армию не забирают…
Юные члены семьи собирались гулять наверху, своей молодёжной компанией. Но узелки с едой им готовили всё же матери! И беспокоились, чтобы детишки, оставшись без присмотра, вели бы себя «хорошо».
Эту ситуацию Лавр тоже мог сравнивать с более поздними временами. Здесь не было жёстких