Я же, как настоящий патриот, желал только одного: попасть на войну, так как не понимал, что нахожусь в самом пекле этой самой войны! В небе постоянно гудели самолёты, которые по принадлежности и типам чётко различал всякий порядочный фронтовой ребёнок. Лично мне оставалось выбрать только понравившийся род войск. Пехота мне нравилась мало из-за её обмундирования: какие-то портянки, обмотки и все солдаты какие-то замусоленные… нет, не смотрятся! Конечно: танки, машины, пушки, наконец! Тут и рассуждать не о чем…, но здесь пока научишься, так и война кончится. Понятно, что больше всех не хотели, чтобы война кончилась – дети, особенно те, кто уже научился ходить и говорить.
Всё же случай мне помог. Мы с матерью шли по лесной дороге, когда мимо нас проезжала кавалерия. Лошади одной масти, на которых сидели осанистые кавалеристы в красивых мундирах и высоких шапках. Я на миг раскрыл от восхищения рот, из которого тут же вырвалось громкое пожелание: хочу с вами на войну! Кавалеристы ехали неспешно, копыта их лошадей чавкали по торфяной грязи и на мой призыв сразу же откликнулись: ты подрасти немного. А то ты ещё очень мал. На помощь мне пришёл высоко спиленный пень: поставь меня на него, – попросил я мать: Ну, теперь видите, какой я большой! Теперь возьмёте меня на войну? Кавалерия проходила мимо меня, кто из всадников усмехался, кто отворачивался, вытирая слёзы, а один вытащил из сумки шапку-папаху и, подъехав ко мне, нахлобучил её мне на голову: будем ехать обратно, мы за тобой заедим, – успокоил он меня. Я долго пытал мать: когда за мной заедут, а та рассуждала, что фронт большой и пока они его весь объедут…
Однажды в нашу хату назначили на постой солдат из хозяйственного взвода. Их было трое, но сплошной интернационал: молдаванин, литовец и украинец. Занимались они починкой обуви и гордо себя величали: мы сапожных дел мастера. Босиком много не навоюешь! В нашей хате на постое и до этих сапожников, и после них, было немало постояльцев, но все они, получив свой паёк: концентраты там разные, консервы, высыпали это всё на общий стол и просили мать, чтобы она готовила на всех. Мать и готовила, иногда добавляя что-нибудь и из своих запасов.
Сапожники сразу же повели себя по-другому. Была зима и в хате стояла временная небольшая печка. Вот её и приватизировали новые постояльцы, так что доступ к ней был для нас детей закрыт. Им подвезли дрова, для топки печки и для сапожных нужд. Они отпиливали деревянные колёсики, сушили их на печке, кололи и получали деревянные гвозди. Шилом прокалывали подошву и вбивали туда этот деревянный гвоздь. Смачивали и сухой деревянный гвоздь, разбухая, не давал подошве какое-то время отвалиться. Правда, наряду с деревянными гвоздями, был и некоторый процент медных гвоздей, изготавливаемых из медной проволоки этими же умельцами.
Помимо изготовления гвоздей, сапожники использовали печку и для приготовления себе еды. Печка зимой для детей самый необходимый ареал обитания, которого нас лишили, загнав