– Вот и, что называется, отстрелялся, – закидывая рюкзак за плечи, промолвил Дин, подобрал саночные веревки. – Что ж, людей тогда в следующий раз поищем. Куда уж теперь-то с такой добычей?
Обратно отправился короткой дорогой: через дно длинного, в кустах, оврага, в обход злополучной поляны. Двигался бодро, не чувствовал мерзлоты, даже вспотели поясница и плечи. Санки тащились по искрящемуся снегу без усилий, как по маслу. Шипастые заросли сознательно обходил, не валежник ступал мягко, словно на перину, – могут услышать потрошители, рыскающие поблизости. А у них слух отменный: чуть что – и сигнальный вой на все леса.
Дин шел, с опасением думал о будущем: «Скоро и этим маршрутом опасно ходить будет – все хищники оккупируют, ни одной случайной тени не пропустят. В январе зверье бешеным от голода делается, всем головы срывает. И сородичей жрут, и выводок, и даже не мясодера кидаются. А тут вдобавок – глушь, людей нет, вот и беспредельничают. Как теперь охотиться одному – не представляю… – и бередил старый рубец на душе: – Саида не хватает… Страсть как не хватает. Следопыт был от бога: животных лучше их самих знал. А нюх… любая собака позавидует. Не-е, таких людей больше нет и не будет. Вечная тебе память, друг…»
На полпути к дому, под пожженным деревцем без веток различил подозрительное шебаршение, жалостливый клекот, какой-то переполох. Насторожился, лук – за спину, на всякий случай расчехлил нож. К сердцу – дай им только волю – подползли страхи, заработало воображение. И идти вроде бы надо, и подходить как-то боязно – чего зазря на рожон-то лезть?
– Ладно, что я, в самом деле?.. Каждого шороха теперь бояться, что ли?.. – взбодрился Дин, подчеркнуто размял шею, как перед предстоящим боем. – А ну-ка…
И, не выпуская санок, – широким шагом к дереву.
А только приблизился с занесенным клинком, чтобы понять, кто же там такой притаился, – весь пыл, напущенная решительность тотчас улетучились: средь раскоряченных корней, одетых наледью, крутился волчком, тихо каркал и тщетно старался взлететь чернявый, как траур, ворон, подметая снег левым, в ожоговых заплешинах, крылом. Взрослый, темноглазый, перья с синеватым отливом, клюв слегка изогнут, когти – лезвия. Такого точно не спутаешь с вороной, из страха и отвращения прозванной в народе «костоглотом». Но как выжил этот пришелец из прошлого? Где прятался от дождей, испарений, пепла и холодов? Где искал себе прокорм в такой жестокой даже по человеческим меркам конкуренции? И наконец как уходил живым от людей? Дин смотрел на бедолагу с младенческим любопытством, будто на сказочное существо, и не мог найти ответов. Мистика какая-то…
Немедля зачехлил нож, бросил санки, по-воровски огляделся – нет ли кого из хищников поблизости? – и полез доставать подранка. Хотел взять – тот драться, клеваться, пуще орать. По округе невидимыми волнами катился гортанный резонирующий перегуд.
– Я тебе сейчас подерусь! Но-но!..