– Я – Анна Андреевна… Как Ахматова.
– Ты краше.
– Зато она гений. Ты от папы?
– Да.
– Знаешь, вот если бы не знала, не заподозрила бы тебя в патриотизме и желании служить Отечеству…
– Дура ты, Анна Андреевна.
– Сам дурак. Куда теперь?
– Вот думаю – куда теперь…
– Слушай… Если у тебя планов нет – может, к нам?..
– Зачем?
– Ну, если других планов нет! Это первый Новый год без Гены. Мама станет плакать, папа молчать. С тобой будет легче. Они мне сами предлагали кого-то из друзей пригласить. Давай представим, что ты мой друг! Папа обычно ничего не говорит о своей работе, а о тебе говорил – очень даже хорошо отзывался.
– И с чего вдруг он взялся обо мне рассказывать?
– Я спрашивала. Интересно было. Пойдем! Они не будут против.
– Пойдем, Аня Андреевна!
Аня схватила его за руку.
Рука была тёплой. Он совсем не замерз…
Яд, просочившийся в новогоднее воспоминание, зашипел кислотой: «Он просто был сыт тогда. До отвала. А был бы голоден – и на жаре был бы холоден, как окостеневший труп».
«Хватит! – отвечала Аня шипению. – Сама всё знаю, заткнись. Как хорошо было тогда…»
– Мама, папа! Смотрите, кого я на улице нашла! Можно его оставить?
Папа тогда спокойно улыбнулся. Мама только махнула рукой:
– Можно! Аня, тебя только за смертью посылать…
Мама и папа исчезли.
Аня лежала на кровати и не могла пошевелиться. Тело, будто деревянное, было замотано в простыни очень неудобно – подумалось, что словно в саван – но повернуться она еще долго не могла. Она стала потихоньку ворочаться в этих простынях, но только еще больше запуталась. И боль пронзила сгиб руки – будто ее прокололи чем-то острым. Аня поняла, что она в больнице, стоящей где-то в глухом уголке Подмосковья – в странной, пустынной больнице, но только здесь есть врач, который может ей помочь. Так сказал папа. Ведь ее болезнь очень редкая…
Аня застонала.
Над ней склонился доктор. В серой тьме палаты лица его не было видно, но Аня знала, что это доктор Зингерман. Только почему-то выше и мощнее, чем Аня его помнила… Он что-то пробормотал, но так, что она не поняла, погладил ее по щеке и стал разматывать простыни, смеясь как над ребенком.
Освобожденной, Ане стало немного холодно, но очень легко. Сгиб локтя по-прежнему болел и, опустив взгляд, она увидела, что он замотан бинтами – как после забора крови из вены. И под грубо намотанные бинты была всунута толстая трубка, по которой текла густая красная кровь.
– Зачем вы выкачиваете из меня кровь? – спросила Аня.
– Не выкачиваем. Наоборот – капаем, – деловито заверил доктор и потряс стойкой капельницы рядом с кроватью. Трубка с кровью и правда, изогнувшись в несколько колец на полу, тянулась туда, наверх, к пластиковому пакету. – Сейчас прокапаем и будет намного лучше. Прогресс налицо!
Доктор чуть повернул ее голову, приподнял ей губу и проверил зубы – как у породистого волкодава.
– Прогресс налицо! – повторил доктор, отдернул руку и убежал, захлопнув за собой дверь.
Аня полежала еще какое-то время. Потом ей сделалось холодно и скучно, она села. Перед ней открылась целая анфилада просторных, заброшенных, серых палат.
А трубка с кровью, выходя из-под бинтов, алея в серой темноте, изгибалась на стойке с капельницей… а затем вновь тянулась вниз, дальше по полу, по всей этой анфиладе.
«Ложь», – подумала Аня. Да, она очень хорошо помнила, что всё, что ей говорили в клинике, было ложью. Ей врал даже папа. Странная, очень редкая и неизлечимая болезнь, требующая постоянных переливаний…
Аня поднялась на ноги. Думала, что будет тяжело стоять, но нет – некоторая окоченелость придала даже твердости осанке и походке.
Придерживая трубку с кровью, сматывая ее как шланг – чуть морщась от тупой уже боли под бинтами – Аня пошла вглубь анфилады. Она была одета в больничную ночную рубашку и длинную тонкую кофту. Шла босиком, но было не холодно
В конце анфилады ждала темная лестница, трубка с кровью лежала на ступенях. Аня оглянулась на оставленную несколько палат назад кровать. Противно было в нее возвращаться. И, хотя, как она помнила, дверь внизу лестницы всегда была заперта и даже опечатана, Аня стала спускаться.
В этот раз дверь оказалась открыта. Даже распахнута…
Дверь из тонкого листа металла покачивалась на налетевшем осеннем ветру, за порогом через всю территорию до самого леса бежала дорожка из разбитой плитки, поросшая уже травой. И по дорожке вилась тугая трубка, полная крови.
Сверху, с этажей послышались шаги и суетливое копошение. Ее искал доктор!
Аня