Мы приехали в Америку в середине лета. Нам повезло с местом жительства – это был пригород Портленда, быстро развивающийся окруженный парками район Хэппи Вэлли, с хорошими школами, библиотеками, большим госпиталем, таунцентром.
Семейная пара, в доме у которой мы остановились на первое время, оказались типичными пройдохами, рассчитывающие поживиться за нас счет. Это был, наверное, самый тяжелый период жизни в Америке, когда у нас не было еще ни банковского счета, ни автомобиля, ни связей, и я был вынужден довериться человеку, которого знал по службе в армии двадцать лет назад. Он случайно нашел меня в социальной сети, и я решил, что поскольку у меня в Штатах нет ни одного знакомого человека, я могу воспользоваться этим контактом, как адресом, где мы сможем остановиться с семьей на первое время, пока не придут наши документы, подтверждающие наше резидентство. Все было бы еще ничего, если бы впоследствии не выяснилось, что мой приятель алкоголик, лишенный американского паспорта за неуплату алиментов, а меня он рассматривает исключительно в качестве человека, который может помочь ему решить его финансовые проблемы. Последняя попытка погреть на нас руки, продав нам подержанный автомобиль из русской мастерской по ремонту автомобилей, закончилась провалом для него – машину брать мы отказались, и тут же ощутили, что «друзья» теряют к нам всякий интерес. Тем ни менее, без машины мы были ограничены в передвижениях и контактах, целиком завися от настроения приютившей нас пары. Я выбрал первое заинтересовавшее меня объявление в интернете, и мы довольно удачно приобрели не сильно подержанную Хонду-СRV 2004 года у американца, причем Сергей и его жена категорически не хотели нас вести на встречу с владельцем, придумывая поводы нам отказать. Это окончательно подорвало в нас доверие к ним. Мы видели нескрываемую зависть, лицемерие, и пороки, плохо маскируемые показной религиозностью. Я знал Сергея прямым, сильным парнем, но Америка за двадцать лет превратила его в маргинала, пекущегося о своем далеко небезупречном реноме американского гражданина, с испорченной банковской историей. Таких как Сергей здесь было немало, порядка сто тысяч русскоязычных из всего распавшегося на независивымые республики Союза осели в штатах Орегон и Вашингтон в начале девяностых годов.
Русская община оказывала как правило первую помощь переселенцам, особенно из числа религиозных беженцев, но среди них находились и такие, кто пытался сделать бизнес на временных трудностях эмигрантов, особенно если они приезжали в Штаты не с пустыми руками.
На первой же неделе друг занял у меня четыре тысячи долларов и я вынужден был дать ему эту сумму, поскольку находился в полной зависимости от его гостеприимства. Впрочем, той же ночью я спустился к нему в гараж, где он в одиночку пил пиво, и напомнил, что дал ему взаймы исключительно на месяц, не больше. То ли мой тон показался ему достаточно серьезен, то ли он просто знал меня с армейских времен, как человека способного к решительному поступку, но ровно через месяц он долг вернул, оставив себе тысячу долларов в качестве компенсации за причиненные его семье неудобства, связанные с нашим двухнедельным проживанием в его съемных апартаментах.
Через две недели мы получили документы, тут же завели счет в банке и съехали от «друзей» в общественные апартаменты на соседней улице. Мы звали Сергея с женой к нам в гости «на пирожки», но супруга моего приятеля оскорбилась столь скромным предложением, так как рассчитывала на ужин в мексиканском ресторане
Первым делом, после получения американских документов, мы озаботились тем, чтобы найти языковые курсы, до того, как придет осень, и можно будет поступить в местный колледж. Мы нашли их в «Гудвиле» – магазине, торгующем поношенными вещами, и занимающемся благотворительной помощью. Уроки различного уровня несколько раз в неделю по три часа проводились для эмигрантов со всего мира на безвозмездной основе.
Группа, в которой предстояло учиться, меня поначалу удивила. Ее костяк составляли китайские слушатели. Мы с женой были едва ли не единственными белыми в аудитории. Нас, как коренных жителей Сибири, это обстоятельство нисколько не смутило и даже обрадовало – китайцы наши соседи, а значит, почти свои. Впрочем, китайцы оказались несколько другие. В основном, бывшие жители Гонконга, сбежавшие оттуда в США в конце 90-х, незадолго до присоединения территории к Китаю. Педагог – 56-летний американец, женатый на китаянке, преподававший до этого несколько лет английский язык на Тайване, убежденный демократ, вегетарианец, поборник защиты окружающей среды и сберегающих технологий, оказался типичным либералом.
Дэвид любил пошутить. Китайцы, воспитанные в традициях уважения к учителю, стойко переносили его шутки и вежливо улыбались. Участь одинокого шутника не слишком легка. Временами Дэвидом овладевала меланхолия и на аудиторию спускалась тягостная тишина, в которой слабым, едва слышном эхом резонировал голос педагога. С нашим появлением ситуация резко изменилась. Мы с энтузиазмом подхватывали вялые заношенные шутки Дэвида и возвращали их ему, придав изрядный заряд сарказма. Шутки взрывались у Дэвида прямо в руках, обдавая его с ног до головы фейерверком двусмысленных подтекстов. Обескураженный учитель пытался сердиться, явно искал повода для ссоры, и последующего