В последний раз он лежал вместе с отцом в больнице, под гул и писк многочисленных машин.
– Опухоль мозга, а? Ну и черт с ней. Ты же молодец и будешь приглядывать за мамой?
Адриан прячет лицо на груди отца, а тот неловко гладит его дрожащей рукой по волосам.
– Эй, дружище, – тихо зовет его отец в последний раз, – главное в этой жизни – никогда не киснуть, понял? Делай все, что тебе нравится, и плюй на остальных. Хотя, если ты вдруг решишь пойти в балет, на небесах мне придется сказать, что я умер от огорчения, а не от рака, понял?
Адриан тихо смеется сквозь слезы. Его папа даже уходил с улыбкой.
– И вот еще,– вдруг добавляет отец, – не задавай вопроса «почему». Ведь им там, наверху, тоже нужен свой клоун, верно?
Таким Адриан и запомнил отца, вечно улыбающимся и полным жизни. Странно звучит, что на смертном одре он был полон жизни, но это было именно так: он не был похож на живой изможденный труп, который устал ждать, он был обычным и слегка утомленным мужчиной, который просто прилег отдохнуть.
Листья под колесами приятно шелестели, и Адриан почти не заметил, как на улицы опустились сумерки. Пора было ехать домой, мама уже, наверное, заждалась.
***
Я сидел над письмом минут двадцать прежде, чем написал первую строчку. Я понятия не имел, о чем писать этому мальчишке. «Эй, парень, привет, мы тут строим из себя крутых, а недавно половину нашего взвода скосила диарея, а еще у меня припрятан Плейбой». Наверное, будет правильным начать с его вопросов.
«Эй, дружище,
Спасибо за твое письмо. У нас тут один песок и песок, на сколько глаз хватит, так что твои письма не дают мне скучать.
Я не видел иракцев, но, будь уверен, они стремные. Я стреляю из М16A2, но у меня еще есть Кимбер. Крутые штучки.
Да, я буду рад увидеть твою маму (и тебя), так что шли фото. Ты молодец, что читаешь, я тоже много читал, когда мне было 15. У меня даже сейчас с собой есть пара книг. Мне нравится «Дон Кихот». А еще, я думаю, что журналист – это клево. Не бросай эту идею.
И, парень, слушай. Лучше оставайся с мамой. В Пехоте много тех, кому нечего терять. А у тебя, судя по твоим словам, замечательная мама. Цени это.
Твой друг,
Марк».
***
Я выпрыгнул из автобуса и тут же получил тычок в спину от следующего рекрута, который стоял прямо за мной. Я стал на желтые следы, но не почувствовал прилива гордости или патриотизма. Я здорово нервничал.
Конечно, когда тебе 17-18 и ты уже подписал бумаги, но еще готовишься к отъезду, ты крутой, как вареное яйцо. Тебе иногда звонят родственник и ахают, твоя девушка (если она у тебя есть) будет плакать у тебя на груди и отдаваться тебе с особенной страстью, а твои друзья, хоть и будут посмеиваться, но наверняка одобрят твой выбор. Потому что ты не будешь весь день сидеть на заднице в офисе, а будешь бегать под пулями, рисковать жизнью