Но это, как оказалось, было ещё полбеды. На шум из комнаты появилась древняя старушенция. Она что-то возмущённо прошамкала по-арабски, замахала на меня руками. Понятно было, что от меня требуют убраться вон. Но я совсем не хотел, чтобы меня съели; напустил на себя жалкий плачущий вид и стал выразительно кивать на дверь, из-за которой доносилось злобное рычание. Наконец, до старушечьего маразматического сознания дошло, что я ищу здесь спасения, и она подошла к двери, приоткрыла её и недовольно прошамкала: «Бобби…Бобби…» Однако пёс не покидал своей позиции и продолжал плотоядно коситься на меня. Тогда старая принесла целую чашку, размером с приличный тазик, мясного гуляша и поставила перед собачьей мордой. Мне стало не по себе: ничего себе!.. в то время, когда в Африке каждый пятый ребенок недоедает, а здесь этакое расточительство. Это же добрый десяток порций чистейшего мяса, если считать по российским меркам! И всё для какой-то паршивой псины. Ну и нравы! Вот оно извращённое капитализмом общество. Куда я попал?..
Между тем, Бобби неторопливо сожрал гуляш и, разом подобрев, перестал смотреть на меня зверем. Я понял, что настал для меня благоприятный момент незаметно улизнуть. И, прикрываясь бабуськой, проворно проскользнул мимо утерявшей бдительность зверюги. В мгновение я оказался перед парадной дверью двухэтажного особняка.
Дверь была выполнена в стиле крепостных ворот позднего средневековья: внушительная и глухая, с ажурной резьбой из кованого железа. На моё счастье створки ворот были приоткрыты, и я живо протиснулся в узкую щель меж ними. Внутри оказался просторный холл с зеркально начищенным паркетным полом и матовыми светильниками. По стенам висели репродукции картин на библейские темы известных мастеров живописи эпохи Ренессанс. Я стал озираться по сторонам: ни одной живой души не было заметно в обозримом пространстве. Я принялся тихонечко звать: «Есть тут кто-нибудь? Эй! Отзовитесь!» В конце помещения на три стороны были расположены двери, за которыми послышался гул и все они вдруг почти разом отворились. Появились женщины. Некоторые были одеты по-монашески, а иные в обычную современную мирскую одежду. Они с любопытством уставились на меня, стали по-испански переговариваться меж собой. Я ничего не понимал и оттого чувствовал себя нелепо. Среди всех выделялась крупная пожилая монашка, одетая в чёрное, – она