…Она подскочила на кровати – пронзительно заныли ржавые пружины. Господи Боже! ДА ЧТО С НЕЙ СЛУЧИЛОСЬ?! ГДЕ ОНА НАХОДИТСЯ?! КУДА ЭТОТ ГАД ЕЕ ПРИВЕЗ?! Девушка рванулась, но не сдвинулась даже на миллиметр – каждая из ее рук была плотно прикручена к железной спинке кровати толстыми бечевками. Точно так же, но уже к другой стороне «лежбища», привязаны и обе ноги, распяленные в разные стороны. Машей овладело чувство леденящего ужаса: наполнив ее до краев, он мутной пеной вырвался наружу вместе с громким воплем. Она толком не понимала, куда попала, но не надо быть академиком, чтобы уяснить – с ней происходит очень плохая вещь. Извиваясь, словно угорь на сковороде, пытаясь освободиться от сдирающих кожу просмоленных веревок, Маша дико завизжала на одной ноте, так громко, как будто увидела живую крысу.
– ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕЕЕЕЕ!! ПОМОГИТЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!!!
Крики, которые при обычных обстоятельствах запросто услышали бы и на другом конце города, непонятным образом тонули в воздухе, падая в ее уши мягкими ватными ударами. Через пять минут она охрипла – темнота вновь навалилась на нее, и Маша «поплыла», ощущая, что теряет сознание. Наверное, стены комнаты чем-то обиты под обоями: она слыхала про подобные фишки… поролоном или коробками из-под куриных яиц, неважно. Тем материалом, который глушит любой звук, доносящийся изнутри. Чтобы не было слышно, когда жертвы кричат… когда с ними что-то делают здесь.
Маша заплакала навзрыд. Слезы с остатками пудры, скатываясь по щекам на измятую наволочку, оставляли на ней пятна размером с горошину. Сжавшийся от страха мозг услужливо рисовал многокрасочные варианты, деталям которых позавидовал бы любой режиссер ужастиков. Ее похитил чокнутый поклонник, собравшийся держать свою пленницу в комнате восемь лет, как одну австрийскую девочку[1]. Ее накачали наркотиками арабские шейхи, и завтра продадут в гарем вождя суданской деревни. Ее увезут в Турцию и сделают секс-рабыней, удовлетворяющей похоть дальнобойщиков. А может, как в фильме «Пила», неведомый убийца подаст ей ножовку и ласково скажет – если она желает освободиться, то должна отпилить себе ногу? Вот эту стройную, гладкую, длинную ногу с прекрасно отпедикюренными ноготками… Ой, бляаааадь… Говорил же ей папа: mon cheri, обязательно пользуйся охраной из бывших кавалергардов, это престижно. Но куда же деть охранника на свидании с любовником?
В охрипшем горле саднило от крика, она опять забилась как пойманная бабочка в сачке, тщетно пытаясь освободиться: из разодранных бечевкой запястий на простыню брызнули росинки крови. Мысли метались, словно загнанная охотником лисица, бросаясь из одного уголка черепа в другой. Насильник?