В общем, было понятно. Но непонятно. И мы с Гафуром молчали.
– Ай, Евдокимов не сдаст. Нормальный он, потому и борзеет. Знает, простят ему, – пояснил старшина, вставая с раскладушки. – Малька на погоны я ему пробивал, он один тут из этого стада мамкиных сынков, кто хоть что-то соображает. Ай, я из госпиталя вернулся, тут ни одного командира не было, каждый сам себе хозяин, гражданские по части спокойно, как по городу гуляли. Меня на роту поставили, а мне помощник нужен. Я смотрел, смотрел на них, и так, и так, а толк в одном Евдокимове увидел…
– Он не скажет, а остальные? – перебил я.
– Ай. Остальные тупые, говорю тебе, – скривил Арутюнян лицо, убрав за платяной шкаф раскладушку, безмолвно собранную нами, и надевая бушлат. – Пожрать, поспать да подрочить, вот и все желания в жизни. Их никто слушать не будет. Меня и Евдокимова да, их нет.
– Разрешите собираться, товарищ прапорщик? – с готовностью спросил Татарин.
Старшина наградил нас таким взглядом, что мы, едва не толкая друг друга, будто и сами служим всего первые полгода, выскочили из канцелярии и уже через пять минут, натянув верхнюю одежду, мокли на улице, с усердием начищая ваксой обувь. Ни дать, ни взять – душары.
О том, что на дембелей мы не похожи, говорил и недовольный взор прапорщика. Досадливо оглядев старые наши поношенные бушлаты да смятые шапки, он первым шагнул в сторону КПП.
– Ай, идём.
– Старшина, а рота как же? – спросил я, поравнявшись с прапорщиком. – Вы после суток, кто командовать будет?
– Как, как? Языком. Как ещё? – толи пошутил, толи рассердился Арутюнян. – Евдокимов будет командовать, а взводник из седьмой присмотрит, подскажет, если что. Ай, чего там? Нету в роте проблем, некому их создавать, пока вас не привезли. Ай, Курт, может, ты хочешь покомандовать? Оставайся…
В знак несогласия, я почтительно промолчал.
– Теперь ясно, почему дежурного по роте не было, – озадаченно произнёс Гафур, шагая впереди меня и постоянно оглядываясь. – Получается, Евдокимов без смены в наряде. Других нет. Слушай, старшина, это, как в войну с фашистами, если всех офицеров выбило и ротами уже сержанты командуют…
Что ответил прапорщик, я не слышал и неотрывно, словно заворожённый, глядел на лавочку, короткую, будто обрубок хвоста у бродячей собаки.
Там, у крыльца полкового медпункта, чуть ли не на половину спрятав её от Мира да прислонившись широкой спиной к шершавой стене, курил и также неотступно взирал на меня Башка.
Вовка Мозговой. Наш с Татарином сопризывник, который вместе с нами собирался ехать в Чечню, однако в последний момент всё круто изменилось, и на войну с Гафуром мы уехали вдвоём, а Вовка, сокрушаясь, остался в полку, обещая вскоре присоединиться к нам.
Я шагнул к солдату, но злой окрик Арутюняна заставил остановиться в нерешительности.
Мы с Татарином недоумённо переглянулись и, вновь посмотрев на Вовку, я увидел на его вытянутом небритом лице злую ухмылку, чему удивился.