При всей своей кажущейся нескладности и, может быть, даже где-то уродливости Хомочка выглядела весьма обаятельно.
– Ах, какой симпатичный хомячок! – хлопали в ладоши друзья и знакомые родителей. – Какая замечательная девчушка!
– Это наша маленькая Хомочка! – любовно восклицали родители Хомки и улыбались.
Хомка тоже улыбалась, сверкая блестящей скобкой на зубах.
Родители Хомочки, беспредельно влюбленные друг в друга и в свою дочь, считали себя самыми счастливыми людьми на земле. У них был Хомочка – первый и, так сложилось, единственный ребенок.
Появление на свет Хомки им казалось чудом. Считалось, что мать Вероники вообще не может иметь детей и, тем не менее, она забеременела.
Но это еще не все. У нее был настолько узкий таз, что нормальные роды в девяносто девяти случаях из ста должны были закончиться неудачей. Врачи уговаривали ее сделать аборт, но она отказалась в надежде на кесарево.
Но и это еще не все. Хомочка родилась мертвой. Сердечко ее не билось. Оно остановилось сразу, как только началась операция. Врачам пришлось делать прямой массаж ее крохотного сердца.
Хомочка ожила.
Папа назвал ее Вероникой, в честь безграничной веры супруги в победу материнского счастья. А мама перекрестила в Хомочку, Хомку. Потому, что когда ей впервые показали дочь, она вместо прекрасного, неземного дитя, которого тысячу раз представлял себе во сне и наяву, увидела маленького, чудного, сморщенного голубого «хомячка».
«Как вы яхту назовете, так она и поплывет…»
Хомочка росла, полностью соответствуя каждому из имен. Оставаясь похожей на хомячка, девчушка имела бойкий, заводной нрав. Она была везде и во всем первой. В играх, в учебе, в детских проказах и шалостях. Сверстники ее очень уважали за покладистость и незаносчивость. Хомочка ухитрялась быть первой и в тоже время оставаться наравне со всеми.
По поводу своей внешности все детство Хомка нисколько не комплексовала. Лет до четырнадцати. Проблемы начались к пятнадцати годам, когда ее школьные подруги одна за другой стали превращаться в лощеных, симпатичных барышень, а она так и осталась Хомяком: толстушкой без талии с пухлыми щечками и чертовой скобкой на передних зубах.
Она по-прежнему была душой любой компании, заводилой и выдумщицей, но с танцулек подружки возвращались каждая под ручку со своим кавалером, некоторых даже увозили на авто, а она топала домой одна.
Одна спускалась в метро, украдкой, с завистью поглядывая на проплывающие по противоположному эскалатору целующиеся парочки, раскачивая языком во рту ненавистную скобку. А потом горько плакала, уткнувшись лбом в надпись «не прислонятся» на двери вагона, сквозь пелену слез, наблюдая, как мечутся и танцуют по стене туннеля черные «удавы» электропроводов.
И тут