Габриэлю опять сделалось жарко. Мысли, страшные и прекрасные, галдящие и еле слышные, заполнили голову, забились, заплескались в ней, словно огромный косяк рыбы, попавший в умело поставленную сеть. Одни сверкали ярко, лучшими самоцветами Семи островов, другие прятались в сумерках сознания, выжидали, готовясь выпрыгнуть из мрака, как океанская венена, и вцепиться в обессиленный, беззащитный разум. Габриэль видел снежные шапки гор Бэй-Цэнга и суровое лицо отца, который в гневе рвал оправдательное письмо сына. Видел спирфламов, кружащих в небе, и оскорбленную, рыдающую в материнскую грудь юную ноби Бруну. Видел, как над ослепительно белыми башнями Мирацилла всходит солнце, золотя знамена, и…
Это было невыносимо! Габриэль стиснул подушку, в этот момент по его потным ладоням проскочили серебристо-желтые искры, и белый мешок, обшитый кружевами и туго набитый пухом, в мгновение ока исчез в языках пламени.
– Мэйсе! – выругался мэйт, спешно накрывая подушку покрывалом.
В спальне повис густой запах гари. Над кроватью закачалась паутина дыма, медленно растворяясь в свете волшебного фонаря.
– Ну, прекрасно, теперь еще и это, – с досадой покачал головой Габриэль, слезая с кровати.
Он вновь подошел к окну, глянул вниз. Ветер ласкал тело, нос чуял лишь запах паленого пуха. С улиц доносились скрип колес и неспешный стук копыт: по ближайшей мостовой тащилась телега. Габриэль поднял взгляд: стражники на стенах серыми тенями шевелились в мутном желтом свете фонарей.
Вонючий дым все еще плавал по комнате, но дышать стало легче. Габриэль внимательно осмотрел простыню в надежде, что она нигде не тлеет, после чего завернул в нее остатки подушки, завязал узлом и бросил в угол. Но тут же подумал, что следы его гнева сразу найдут и непременно тут же доложат об этом отцу, поэтому поднял узелок и спрятал его под кровать. Вновь выругался, только чуть тише, и лег на край кровати, положив одну руку под голову, а другую свесив так, что она касалась ковра.
Нужно было спать. Нужно было обязательно выспаться перед завтрашним днем, думал Габриэль, закрывая глаза. Если завтра он хоть на звитту потеряет внимание, то годы подготовки, все его планы превратятся в то, что сейчас остывает в комке из простыни. Весь день рассчитан по мьюнам, и любой неверный шаг может обернуться полным крахом. И все из-за чего? Из-за того, что он не выспался.
Свет волшебного фонаря ощущался даже сквозь веки. Не открывая глаза, Габриэль направил руку в его сторону, собрал из пальцев знак и уже хотел произнести слова, способные загасить фонарь, но… передумал. Нужно было не только спать, но и беречь силы. Не тратить их на мелочи вроде фонаря. Тело уже приятно потяжелело, чувствуя сон, однако пришлось подняться и затушить фонарь.
Комната погрузилась во мрак; блеск карты померк, комод, стоявший под ней, стал едва различимым – глаза