найти только жалкое пропитание, и в этих местах в деревенских
домах невероятная грязь. Второе – тебе придется голодать
во время постов, потому что в постный день никакой право-
славный русский человек не продаст тебе ни молока, ни яиц и
не позволит поставить в печь горшок с мясной пищей. Малейшее подозрение, что ты не принадлежишь к православной вере,
может окончиться самым печальным образом… Хорошо еще, если ты отделаешься побоями, и не отдашь богу душу. Чтобы
избежать этого, надо соблюдать обряды православной церкви.
После кампании 1812 г. русский народ настроен против всего,
что ему не кажется чисто русским, и что ему будут непонятно,
например, задачи твоего путешествия. Тебя могут принять
за шпиона, а это грозит большими неприятностями, даже в более
культурных губерниях. Чего же можно ожидать на берегах
Ледовитого океана? В подмосковной деревне меня чуть было не
убили мужики, потому что я не вполне чисто говорю по-русски,
и если бы со мной не было трех десятков солдат, которые меня
спасли, то что было бы со мной? Вид некоторых необходимых
в путешествии приборов, как термометры, барометры, компасы
и проч., может вызвать подозрение в колдовстве… Все это
делает путешествие на Крайний Север с малым числом спутников
и без охраны со стороны правительства, по моему мнению, совершенно невозможным».1
После таких слов Карл Бер забросил мечту о путешествиях, занимался преподавательской и научной работой в Кенигсбергском университете и только недавно с семьёй перебрался в Санкт-Петербург, где получил место ординарного академика зоологии. Казалось, и после переезда в Россию Бера ждёт такая же тихая лабораторная работа, как ранее в Кенигсберге, но встреча с прапорщиком Циволькой и его предложение перевернули всё. Во время переезда из Кенигсберга в Санкт-Петербург Карл Бер убедился, что всё из того, что писал ему о русских брат – кстати, довольно непутёвая личность – наглая ложь, русские народ радушный и гостеприимный, готовы поделиться последним с путником, а знание и того, кто им обладает, вообще ценят выше золота. Ещё одно обстоятельство, которое склоняло Бера к принятию предложения Цивольки – это временная невозможность заниматься той самой лабораторной работой, к которой он так привык. Лабораторию в Петербургской Академии наук ему не выделили, да и жильё он выбил себе с большим трудом – Академия была крайне стеснена в средствах. Его богатейшая библиотека ещё находилась в пути, ведь Карл Бер, справедливо не доверяя русской таможне, воспользовался для её перевозки знакомством с адмиралом Рикордом, который устроил её погрузку на русский военный корабль, но на доставку