– Звучит обидно, – сказал Фазылов.
– Видите ли, Маша, – задумчиво промолвил Аристов. – По первому образованию…
– Вы ксенолог, я помню, – быстро сказала Маша.
– Мы все помним, – подтвердил Вараксин с сарказмом.
– В классической ксенологии принято полагать, – продолжал Аристов, нимало не смутившись, – что цивилизация, достигшая высокого уровня развития, начинает с подчеркнутой ответственностью относиться к собственным деяниям. А младшим, если можно так выразиться, братьям по разуму всемерно и ненавязчиво покровительствовать. До сих пор не были известны прецеденты обратного.
– Возможно, казус ирулкаров – из области статистической погрешности, – сказала Маша. – Хотя вторая моя гипотеза, «Глас вопиющего», кажется мне более предпочтительной.
Вараксин выразительно поглядел на настенные часы, показывавшие абсолютное галактическое время в земных единицах, но ничего не сказал.
– Все неприятные инциденты, связанные с ирулкарами, были проверкой на разумность, – говорила Маша. – Вы упоминали, Пал Семеныч, что ирулкары не просто иные, а совершенно иные. Никто не понимал их поступков. Но и они находились в том же трагическом состоянии непонимания. Они чувствовали себя одинокими во всей Галактике, это делало их несчастными, наполняло их медлительные, но от того не менее чувствительные души невыразимым отчаянием. Они искали собеседников и не находили. Рукотворная двухсотметровая статуя и друза гигантских кристаллов в их глазах ничем не отличались. Ирулкары пытались понять, разумны ли создатели этих объектов. А мы знаем, что в случае с кристаллами создателем была природа. Спустя много лет, утратив последнюю надежду, ирулкары провели все тот же тест на разумность с нашей станцией, которую, благодаря яркой раскраске, легко было счесть артефактом среди серых песков Марги.
– В чем же состоял тест? – полюбопытствовал Аристов.
– Птички и гнезда. Помните старинные опыты по зоопсихологии? Если перенести птичье гнездо немного в сторону, хватит ли ума пташке найти его?
– Эвона как! – сказал Аристов и озадаченно засмеялся. – А что у нас третьим номером?
– «Докучливый шутник», – охотно сообщила Маша. – Если, условно говоря, считать сообщество разумных цивилизаций чем-то вроде большой разношерстной компании, то в ней, как часто случается, найдется некто, чье чувство юмора непонятно окружающим. Причем сам он этого не сознает, а доводы окружающих до него не доходят в силу… м-м-м… альтернативной одаренности. Он из кожи вон лезет, старается, шутит, а на него смотрят, как на больного, потихоньку начинают сторониться. Со временем его шуточки становятся все однообразнее и злее…
– Исчезновение нашей станции – такая злая шутка? – спросил Фазылов.
– Надеюсь, что нет. Возможно, мы счастливо пропустили тот этап отношений ирулкаров и Галактики, когда их юмор выглядел совершенно черным. Шутка со станцией была вымученной, слабой тенью инцидента на Нпанде, даже без намека на фантазию…
– Недурно