Одним словом, такая нестыковка в историях моей матушки расшевелила даже мой дремлющий ум, и я провел значительное время в размышлениях об удивительной тайне моей семьи.
Почему они скрывают от меня обстоятельства своего знакомства? Почему я не знаю причин нашего переезда на опушку леса? Почему мы не собираемся возвращаться к людям?
Тщетно я раздумывал над этими непростыми вопросами.
Уверившись в собственной беспомощности, я во второй раз отправился к отцу с целью прояснить для себя природу мучивших меня тайн. Не помню, как именно я выразил свою просьбу. Отец сделался неожиданно резок и наказал мне больше не донимать его такими расспросами, а быть благодарным ему за то, что мои детство и отрочество прошли в климате исключительно благоприятном для становления личности.
Я ушел, повесив нос.
Могло показаться, что мне и вправду было не на что жаловаться. Матушка с детства выучила меня грамоте: я весьма бойко читал и писал, а также знал очень много о мироустройстве, истории и хороших манерах. Однако в полной мере благодарным я быть не мог – после того судьбоносного разговора мне начало казаться, что нечто важное ускользает от меня здесь, в глуши, и я начал слегка томиться по внешнему миру. Я не хотел приключений, о которых мне рассказывала матушка – опасность совсем не привлекала мою спокойную и домашнюю душу. Я хотел чего-то неопределенного, хотел этого смутно и порой неосознанно. Я не хотел уходить из родных мест – если бы ты погуляла хоть раз сквозь здешние туманы, ты бы поняла, что их не так просто покинуть. Но я хотел узнать правду. А правда была там – за лесом.
Почему же я не сбежал раньше, спросишь ты? Наверное, потому что мне и вправду было не на что жаловаться.
Я и не знал тогда, что бегство было бы бесполезно.
Зачарованные дни мерно следовали один за другим. Они были похожи, как близнецы, но у меня не хватит смелости назвать хотя бы один из них обыкновенным. Однако были и другие дни, странные, непонятные. В один из таких дней, поздним летом, я повстречал Принца.
Мне было девятнадцать.
Я гулял по берегу залива и пинал камушки, глядя за тем, как они скатывались вниз по скалистому склону и утопали в неспокойной пене прибоя.
Там, где залив дальше всего острым клином врезался в сушу, стоял валун. Я помнил этот валун всю жизнь. Думаю, он появился на своем месте задолго до того, как родился я, и даже за некоторое время до того, как мои родители переехали в наш дом.
Валун всегда стоял сам по себе, и никто не думал его тревожить, однако в тот самый день на валуне сидел человек.
Я