Фактически семья признала меня выродком, вытащившим из генетической колоды самые, на их взгляд, неудачные карты. О том, что у деда был дар предвидения, который современная психиатрия трактует не иначе, как шизофрению, никто вспоминать не хотел. На фоне всего этого я стала врагом собственной семье и с 50 евро в кармане и не проданной машиной улетела из Москвы. Месяц. Месяц я проведу в застенках скорбных палат Ганнушкина вместе с несчастными, никому не нужными сумасшедшими людьми.
21/04/2017
Здесь, в Ганнушкина, настоящий ад. Вся боль за русскую душу, которая терзала меня в Голландии, только обострилась. Удивительна способность русского человека строиться перед подачкой: – К нам церковь едет! – Какая? – Да пёс её знает, все в белом… – Запускай! Всем построиться!
Когда я выйду – всё уже будет в сочной зелени. Недавно прошёл град, но сейчас от него уже и следа. Небо синее с редкими кучевыми тучами. Просветы той притягательной синевы, что бывают холодными весенними вечерами или ясным сентябрём. Небо предгрозовое, но апрелю не по рангу гроза, вот сейчас его сменит май и Тор со своим молотом соизволит спуститься до наших широт.
На рассвете, часов в восемь утра, солнце отражается в левом верхнем окне приёмного отделения и бьёт точно в глаз, проспать невозможно. Я чихнула дважды, как обычно. Поиграла с радугой и направилась завтракать. Кормят здесь отвратительно: рассольник – это тарелка воды с плавающим в ней прозрачным лепестком лука, долькой сиротского огурца и тремя-четырьмя крупицами перловки.
Здесь бесконечный день сурка и невыносимые запахи, лучший из которых – хлорка. На закате солнце подсвечивает корпус приёмного покоя будто изнутри розовато-жёлтым. Если думать, что всё это лишь повисшая на месяц компьютерная игра, становится не так тошно.
23/04/2017
Месяц без связи, без внешних контактов, в окружении абсолютного сумасшествия. Как выжить? Со мной случилось то, чего я больше всего боялась – попасть в психиатрическую систему России и выйти отсюда овощем. Мне надо сделать всё, чтобы этого не случилось. Пока моя победа заключается в том, что я выпросила у врача ручку и ежедневник (это строжайше запрещено).
Хуже всего то, что за пределами больницы те люди, которые когда-то составляли мою жизнь – мои ближайшие друзья – действительно уверены, что я сумасшедшая. Мой бунт вылился в катастрофу, последствия этой катастрофы я и вернулась разгребать. Я нахожусь на абсолютном дне долговой ямы и все, кому я когда-то была дорога, забрасывают меня камнями. Их отсутствие сердца вполне устраивает, а я не понимаю, какая такая перемена смогла произойти за год с небольшим.
Просто поразительно. Почему я стала так остро чувствовать пустоту в их сердце? Ну какое мне дело? Я все перья стесала, пытаясь до них достучаться. Я кричала из Голландии – они воспринимали это как «шутку в свойственной мне манере», я кричу здесь в подушку, когда вижу, что происходит, – меня