О, yesterday! Мечты – прекрасны.
Но долог путь по морю лжи,
и дурака валять опасно над пропастью, но не во ржи.
В стране марксизма-пофигизма, где, как в таинственном лесу,
блуждает призрак коммунизма, адептам делая козу,
где Каин, что ни срок, на троне и травит души мелкий бес,
будь хоть архангелом в законе —
не достучаться до небес!
Но вы, вождям не доверяя, торили сами свой маршрут.
По эту сторону от рая такие парни не живут.
Среди затерянных в Сибири, где чахнул просвещенья дух,
а в мороке зелёной мили таился повелитель мух,
у Лукоморья на куличках, в краю неведомых дорог,
вы, задубев от зуботычин, не заблудились – видит бог!
В дни потрясений и затмений, не отступаясь от лица,
его необщим выраженьем вы отличались до конца.
В беде и в радости, и в горе, не убегая с корабля,
вы верили – в далёком море всплывёт, как Белый кит, земля.
Не обижаясь на державу, бездушную, как Командор,
вы вместе добывали славу, беду делили и позор.
Как современники. Достойно.
Без экивоков детворе —
какое, милые, сегодня тысячелетье на дворе?
О старом песни бесполезны. Неси свой крест и не стенай,
туда, где всем найдётся место.
Вы долго вглядывались в бездну.
Она, всегда играя честно, ответит тем же. Так и знай.
Эпилог
Кто там, гнезда кукушки выше летит в безумный этот мир?
В стране глухих слепых не слышат, Зеро – не город, а пустырь.
Покрылся ржавчиной в отстое трамвай желаний. Постарел
связной французский и уволен.
Степные волки – не у дел.
Актёр, мотаясь по халтурам, погиб, рискнув сыграть всерьёз.
Ах, уходящая натура, ты сердце ангела – не трожь!
Ковбой полуночный, поддавши, вдруг звёздный выронил билет.
Взглянул на дом свой ангел падший и понял, что возврата нет.
Читая «Фауста» в вагоне, он «Anno Domini» твердил,
когда состав на скользком склоне в иную эру угодил.
Увы, совсем недолго длился полёт во сне. А наяву —
застряв в пути, остановился наш поезд. Прочь, по одному,
не попрощавшись, по-английски друзья уходят, рвётся нить…
Вердикт «без права переписки» кассацией не изменить.
Друзья «уходят за морошкой» – туда, где вечность и покой,
не приседая на дорожку, в ответе только пред собой.
Они – горели и не гасли, платя долги – имели честь.
Марласов… Усатенко… Басков… —
Ау-у… Лишь тишина окрест.
Без слёз и боли слишком пресна жизнь – уникален артефакт.
Уже не соберутся вместе твои товарищи, Ремарк.
Когда у сердца нет терпенья,