Казалось, сама земля облегченно вздохнула, когда оттолкнула от своего берега тюремное судно, и поспешила скорее спрятаться за серой моросью, опасаясь, как бы стоящие у штурвала люди не передумали и не решили повернуть вспять. Но и люди у штурвала, и закованные в цепи узники, и сама земля знали: обратной дороги из Крепости нет.
Нескольких минут хватило, чтобы падающая с неба, будто просеянная сквозь мельчайшее сито вода поглотила удаляющийся берег, размыв его очертания и превратив его лишь в воспоминания. Восемьсот двадцать четвертый поднял воспаленные от бессонных ночей глаза, пытаясь в последний раз разглядеть то, что еще недавно было берегом. Он не смог различить ни земли, ни горизонта – ничего, за что мог бы хоть как-нибудь зацепиться взгляд. Холодная и мрачная серость неба окончательно слилась с бездонной серостью моря. Теперь весь мир вокруг окрасился свинцом, таким же тяжелым и безысходным, как сковывающие руки невольничьи цепи.
Изможденный событиями последних нескольких дней, невольник закрыл глаза, и окружающая его реальность растворилась в шуме дождя и волн, уступая место тяжелой и болезненной тьме забытья, не приносящего отдыха ни утомленному телу, ни истерзанным чувствам.
Когда Восемьсот двадцать четвертый пришел в себя, вокруг царила все та же беспросветная мышиная серость. Грубая арестантская роба напиталась влагой до самой последней нитки. Пальцы на ногах и руках побелели и стали похожи на сморщенный изюм. До крови стертые металлом запястья и щиколотки опухли и воспалились. Любое, даже самое незначительное движение вызывало нестерпимую боль, которая, как по оголенному нерву, передавалась по общей цепи всем прикованным к ней арестантам. То там, то здесь стоны и крики боли сменялись отборной руганью. Промокшая насквозь одежда выстуживала измученную плоть до мозга костей, вызывая неуемную дрожь и стук зубов, который, казалось, был слышен даже обитателям морского дна. На жесткой палубе ограниченные в движениях тела быстро затекали, всякая попытка пошевелиться простреливала онемевшие конечности тысячами острых иголок.
Доведенные до крайнего состояния арестанты мечтали теперь только об одном – о тепле и сухой одежде. Даже Крепость – зловещая, еще недавно внушавшая животный ужас – уже не страшила. Она положит конец этому бесконечному пути с его нескончаемым дождем,