Через полгода на кронверке Петропавловской крепости были повешены пять человек, остальные 124 мятежника сосланы в Восточную Сибирь, из них 96 человек приговорены к каторге. Это был цвет России, но на телегах, по этапу, как уголовников, их везли к месту ссылки, закованных в ручные и ножные кандалы. По своим многочисленным связям в Москве, Петербурге и южных городах Елизавета Алексеевна знала, что и где происходит. В Тарханах это бурно обсуждалось, и Миша Лермонтов проникся ненавистью к Николаю I. Подогревал эту ненависть и его гувернер Жан Капэ, участник французской революции, наставник Миши, он же – учитель французского языка, фехтования и верховой езды.
После восстания декабристов грозной волной разлились по стране слухи о скором даровании воли крестьянам. Во многих селах Пензенской губернии крестьяне вышли из повиновения помещикам. Из деревни в деревню, от села к селу ходили отставные солдаты и разносили письма, обещавшие свободу. Эти солдаты во время войны с Наполеоном побывали во многих местах за границей, имели возможность сравнить вольную и подневольную жизнь.
Недалеко от Тархан ходили с письмами солдаты Гусев, Соколов, Самойлов, крестьяне Волосатов, Чарыков и другие. В письме Самойлова были выделены слова безвестного декабриста, якобы сказанные им самому царю во время допроса: «Что посеете, то и уродится, а что сожнется, то измолотится, а молоченное смелется и будет мука». За гордый и смелый ответ декабрист якобы тут же был расстрелян. В письмах было много вымышленного и даже фантастического, но это лишь доказывало, что восставшие на Сенатской площади заронили в крестьянах надежду на волю. Народ окружил декабристов ореолом славы, как мучеников, принявших смерть за народное дело. В Чембарском уезде пищу для слухов давало и то, что в рядах декабристов было трое чембарцев: И. Н. Горсткин и братья Беляевы, знакомые Арсеньевой.
Третьего января в своем подмосковном имении Середниково умер брат Елизаветы Алексеевны генерал-майор Дмитрий Алексеевич Столыпин, тесно связанный с декабристами. Было ему 39 лет. Новое горе в семье!
А слухи о воле все нарастали. В Пензу прибыл адъютант его величества полковник Строганов. Многие были арестованы, но, несмотря на полицейские гонения и репрессии, слухи передавались из уст в уста. Николай I издал манифест, в котором под угрозой расправы запрещал распространять слухи и писать просьбы. Этот манифест читали в домовой церкви Арсеньевой, и Миша Лермонтов слушал его вместе с прихожанами каждое воскресенье. Запомнилось ему, как слуги, прячась под навесом, шепотом сообщали друг другу известия о близких бунтах, и тайно или явно почти каждый радовался. Через три года Лермонтов скажет в «Жалобе турка»:
Там рано жизнь тяжка