Ветер ворвался в комнату, занавески на уцелевшем окне накрыли ее с сыном, она нервно начала бороться с ними, ей нужно было понять, что происходит и как на это реагировать. Шум стих так же быстро, как и начался, и она услышала громкий плач мальчика.
– Я здесь, малыш, – она уже обнимала его, крепко прижимая к груди, стараясь закрыть ему глаза, чтобы он не видел ужаса вокруг, пока она сама всё толком не рассмотрит, – мама рядом, всё хорошо, всё позади. Не бойся, я здесь, всё хорошо, мы целы, мы живы.
Продолжая приговаривать успокаивающие слова, она ощупывала сына, но, похоже, он был совершенно цел и невредим. Тогда она рискнула оглядеться. В воздухе висела пыль, даже не смотря на гуляющий по комнате ветер, кстати, заметно ослабевший. Какая-то сила разделила комнату ровно напополам, прямо над ними потолок был, а над второй половиной его уже не было, более того, в комнате валялись обломки досок, кирпичей и мебели, а всего в нескольких сантиметрах от ее лица торчала ветка. Дерево рухнуло на дом, но удивительно удачно. Половина комнаты, где стоял диван, осталась нетронутой, а вот другая была полностью разрушена, как и стена, так что гостиная соединилась со спальней, над которой ветер уже успел потрудиться. Надо выбираться из дома, мелькнула мысль, и тут вдруг молнией ее перебила другая: где хозяйка? Ответ был очевиден, но перевозбужденный и уставший мозг отказывался это признать.
– Маргарита?! – позвала она с дивана, хотя вряд ли могла услышать ответ, – где вы? Вы живы?
Тишина, только шум ветра и стон смертельно раненного дома. И тут еще одна молния сверкнула в ее голове. Она спасла меня, уже во второй раз.
– Маргарита! – крикнула она уже громче, наклоняясь вперед, пытаясь рассмотреть хоть что-то в этой пыльной дымке и одновременно боясь увидеть скрытое за ней.
И снова тишина. Слезы брызнули из глаз, но этого она тоже не заметила. Свеча, конечно, погасла, да и сам стол, где она стояла, был погребен под обломками дома, так что еще и темнота затрудняла ее задачу. Одно она знала точно: из дома надо уходить, пока всё остальное не рухнуло им на голову. Но она не могла уйти без нее, не могла бросить женщину, дважды спасавшую ей жизнь. Где-то в глубине ее разума голосок шептал, что шансов нет, она мертва, и ничего с этим не поделаешь, но она не могла уйти, не убедившись, не могла и всё.
– А вдруг есть шанс, – прошептала она, не замечая, что говорит вслух. – Может, ей нужна помощь.
Она усадила сына в самом центре дивана, подальше от окна, выбросив большой обломок кирпича, и закутала его в плед. Он начал цепляться за нее, плакать, но она мягко, но решительно отстранила сына.
– Тёте нужна помощь, – сказала она, беря лицо сына в свои ладони и заглядывая ему в глаза, насколько позволял полумрак, – теперь