Опустившись на расстеленный плед, Эльза похлопала рядом с собой, приглашая Огдена сесть.
– Где Вилли? – спросил он, устраиваясь рядом.
– Дома. – Ее лицо смягчилось. – Спит.
– Бедняжка. Мои мальчишки терпеть не могут, когда их укладывают до захода солнца.
– Да, но здесь солнце заходит медленно.
Так и было. Даже теперь, почти в девять вечера, приближение ночи почти не ощущалось. Сумерки прятались в траве и среди опавших лепестков роз, но небо над головой расстилалось чудесной бесконечной синевой.
Пютцграф обошел с шампанским всю компанию, присоединяясь то к одной, то к другой беседе, а затем двигаясь дальше. Огден чувствовал, что сидящая рядом с ним Эльза тоже наблюдает за полковником. Чуть дальше, на дорожке, ее отец увлеченно беседовал с немецким экономистом, учившимся в Висконсине. Рядом с ними стоял директор Рейхсбанка, старый приятель Вальзера и, по мнению Огдена, дельный человек. Огден поднял руку в знак приветствия; Вальзер кивнул и отсалютовал ему бокалом.
– Ты подписал бумаги, – тихо сказала Эльза. – Это хорошо. Папе это поможет.
Огден взглянул на сидящую рядом женщину. Она смотрела куда-то мимо отца и экономиста.
– Ты в этот раз выезжал из Берлина? – спросила Эльза.
– Нет.
Она кивнула и затянулась сигаретой.
– Садись на велосипед и поезжай в любую сторону, практически по любой дороге, и все увидишь – все как на ладони.
– Что я увижу?
– Полигоны, взлетно-посадочные полосы, коричневорубашечников в лесах. Теперь мы все нацисты.
– Эльза…
– Ты мне не веришь.
– Поверить, что все нацисты одинаковы? – Он покачал головой. – Хороших людей много, их слишком много, и им есть что терять, так что они не пустят к власти головорезов.
– Но кто есть кто? – Эльза повернулась к нему. – Как их отличить? Как хоть кто-нибудь из нас сможет их отличить?
Он не отвел взгляда.
– Все начиналось так медленно, Милтон. Подступало ближе, как вышедшая из берегов река, сантиметр за сантиметром. Одна ложь, потом другая. Такая большая ложь, что должна была иметься причина, чтобы говорить такое, какая-то цель, может, даже какое-то здравое зерно… в конце концов, Геббельса не назовешь глупым человеком…
Эльза говорила, не заботясь о том, слушает ли ее Огден; просто размышляла вслух в сгущавшихся сумерках.
– Может, коммунисты действительно подожгли Рейхстаг, хотя в этом нет смысла. Может, была какая-то причина, почему в ту ночь только в Берлине арестовали такое количество людей. Может, существовала опасность, которую никто не видел. – Ее голос дрогнул. – Но теперь мы начинаем понимать: это не пройдет. Не закончится. – Она посмотрела на него: – Но это нужно остановить.
Она восхитительна, подумал Огден, но чересчур эмоциональна. Слишком быстро склоняется к опасным выводам.
– Эльза…
– Они