О картине «Мужчина в такси» мне рассказала галеристка лет сорока. Далеко не красавица, но мирные и благородные черты ее лица дарили душе ощущение покоя. Белая блуза с крупным бантом, серая твидовая юбка, черные туфли на высоком каблуке. Когда она ступала по паркету больными с детства ногами, шаги гулко отдавались в зале нестройным звуком, словно кто-то вбивал клин.
Ее галерея на первом этаже одного из зданий в Аояме в основном специализировалась на гравюрах. На дилетанта вроде меня развешанные на стенах работы не произвели особого впечатления, но некий магнетизм ее личности удивительным образом подсвечивал окружающие предметы, и они казались намного ярче, чем в действительности.
После интервью она убрала кофейные чашки, достала из буфета бокалы и бутылку красного вина и предложила нам с фотографом, потом налила себе. У нее были молодые руки с тонкими пальцами. В подсобке на плечиках висели тренч от «Burberry» и серый кашемировый шарф. На письменном столе лежали стеклянное пресс-папье в форме утки и маленькие золотистые ножницы. Стоял декабрь, и с потолка из крошечных динамиков лились рождественские мелодии.
Она поднялась с места, пересекла комнату и вернулась с портсигаром. Прикурив от длинной золотистой зажигалки, выпустила тонкую струю дыма.
Если бы не странный ритм ее шагов, я бы даже не заметил некоторой неестественности ее движений.
– Ну и последний вопрос. Если позволите, – промолвил я.
– Конечно, пожалуйста, – улыбнулась она. – Вы говорите как следователь из телесериала.
Я засмеялся. Вслед за мной засмеялся и фотограф.
– Какая картина потрясла вас больше всего? – спросил я.
Она немного помолчала, задумавшись. Затем, взглянув на меня, затушила в пепельнице окурок.
– Смотря что вы имеете в виду под словом «потрясла». Что значит «потрясла»? Вызвала восторг как художественное произведение? Или шокировала, потрясла в более примитивном смысле слова?
– Не обязательно художественный восторг, – ответил я, – скорее, нечто более физиологическое.
– Без физиологического шока в нашем бизнесе никуда, – засмеялась она, – этого-то добра полно. Недостает как раз художественного восторга.
Она пригубила вино.
– Проблема в том, – продолжила она, – что на самом деле восторг никому не нужен. Вы так не считаете? У вас не возникает такого ощущения, когда вы пишете?
– Пожалуй, – ответил я.
– Неудобство художественного восторга заключается в том, что его непросто описать словами, – продолжила она, – сплошные стереотипы. Шаблонно, старо, избито… доисторический век. Вот все и хотят чего-то более лаконичного и простого. Такого, что можно с легкостью уместить в своем описании. Вроде телевизионного пульта – щелк-щелк, переключаешь каналы. Хотят