– Ты стрельни у Боба, ему кое-что перепало, говорю по секрету. И со мной поделись! Что? Ну да, сходил к бабуле, съел полхолодильника запасов, но чтоб еще из кошелька вынимать… Ага, вот такой я кретин, Колюня!
А тень на ближайшем пляже оказалась только платная. Никита, лениво поплавав в теплом и тихом, утешительном и любимом море, прикрыл голову и спину футболкой, осторожно улегся на живот. Горяченные камни только что не шипели под мокрой кожей, микроскопические, еле заметные волнишки шуршали-маракасили под боком. А где-то холодина, где-то ужасно и опасно, всякие медведи-мартышки-маракасы…
Анютка, дурочка, все жаждала мир посмотреть! Ну, сорвались однажды с ней в Италию, к античным ее любимцам: Афродита-Венера, Зевс-Юпитер… Но у нас, у нас зато… у нас тоже много чего… Дрема сладко обволокла, обвила, убаюкала ритмичными всхрапами-вздохами моря. Маракасы, маракасы…
И вдруг поверх их тихого шуршания тоненько, словно под правой рукой близ бортика рояля зазвенело, зазвенело… как будто даже мелодия? Веселенькая, однообразная… Опустилась на октаву ниже, посерьезнела… Зазвучала вдруг грустно, мягко, маняще, такая красивая-красивая! Кажется, нигде никогда не слышанная… Моя?!
Никита качнул головой, освобождаясь от жаркой футболки, просыпаясь. Правая рука… нет не подрагивала, но чувствовалась… Чудеса! Приснилась лирическая, нежная такая тема в ми миноре, просто шикарная! Такая вроде простая-простая, и все же… Да нет, такую можно здорово подать хоть на джазовом фестивале в Вероне, например!
Верона, Верона, Верона… Город этих малолеток, Ромео и Джульетты… Ха, еще и спеть тенорочком под ее знаменитым балконом… Между прочим, грубом таком каменном ящике, совсем не романтичном! Опять, опять амбиции, черт возьми: Италия, знаменитый джазовый фестиваль… А в Сибири поднимать культурку не хочешь?!
Но мелодия услышалась красивая… И, конечно, Анна снова вспомнилась, как говорится, в полный рост! Так уж умничала в их последний нервный, короткий разговор: «Мужчин видать еще в детском садике! Одни, если девочка понравилась, игрушку, конфетку ей в руку сунут, а другие будут ножку подставлять и за кудряшки больно дергать! Я, можно сказать, душой давно уже безволосая от твоего дерганья, хамства твоего!»
Ну да, не позвонил, не купил, не проводил, не встретил – и так далее. Одни и те же дурацкие бабские претензии, но все равно почему-то Анька на уме всю дорогу! Да не «почему-то», а потому, что такая вот была у него Анютка, Анна… резкая, взрывная. Нежная, доверчивая, с этой своей быстрой радостной улыбкой… Любимая, вот и все. Расписаться думали…
Спать расхотелось. А мелодия прозвенела занятная, реально крутая… Приснилась, как сама Анна – вот, недавно, четко-четко! Но тот сон был темный, безнадежный… Эта ее улыбочка во все стороны, бывало, дико бесила! Даже упертый йог-женоненавистник Боб реагировал, что уж про нормальных мужиков говорить?