– Глаза у тебя такие странные, сумасшедшие, да еще фамилия какая-то причудливая. И еще ты говоришь все время. Смешно так и непривычно, по-особенному.
– Точно, – узнал себя Илюха, – точно попала. Тебе бы, Ань, фотороботы составлять.
Аня засмеялась, и смех у нее оказался журчащий, почти что прозрачный.
– Смотри, вспомнила все же, – прошептал я Инфанту, и не исключено, что тот кивнул мне в ответ.
– Только я про ночь не совсем поняла, – призналась девушка на противоположном конце. – Чего было ночью-то? Да и вообще, чего ты вдруг объявился через полгода?
– Да, знаешь, я думал о тебе все это время. Боялся позвонить. После всего того, что было между нами в ту сказочную ночь, после всех тех слов, которые ты мне говорила, я все это время как ошалевший ходил. Лишь недавно отошел немного.
– А чего было? В какую ночь? – снова спросила Аня, и в голосе ее послышалась искренность. Видимо, она действительно ничего про ночь не знала. Или не могла вспомнить?
– Ну как же? – не менее искренне удивился Илюха. – Когда мы вдвоем с тобой одни в квартире остались. Помнишь, за окном шел медленный снег, он нес с собой спокойствие и умиротворенность. Знаешь, как будто все так и должно быть, все правильно и ничего не надо менять. Вообще ничего! Будто так было всегда и будет всегда. Будто вместе с этим ровным, плавным снегом мы с тобой приблизились к самой вечности. Неспешные снежинки блестели в свете фонарей, в комнате было темно, лишь отсветы падали на простыню, и ты прижималась ко мне и говорила, что я – самое чистое и лучшее чувство, которое когда-либо заполняло тебя. А потом шептала: «Ильюша, Ильюшенька», – и снова прижималась.
Тут из громкой связи послышался легкий девичий вздох. Но Илюху он не отвлек.
– Правда, ты, Ань, сильно пьяная тогда была, не хуже вишни. Да и воду горячую тогда, как назло, отключили. Потому мы на плите кастрюлю и нагревали. Помнишь?..
Илюха помолчал. Девушка слушала, а потом молчала вместе с ним.
– Да? Я так говорила? – наконец отозвалась она доверчивым вопросом.
В ее интонациях что-то постоянно изменялось, и я понял: они все заметнее и заметнее округлялись плавностью.
А Илюха, прикрывая дырочку громкой связи ладонью, проговорил нам шепотом в доказательство своей теории:
– Вот видите, ничего не помнит. Не понравилось ей тогда сильно, вот и позабыла все. Словно амнезия у нее.
А потом снова в трубку:
– Ты много чего тогда говорила нежного. Про любовь говорила, и еще что тебе хорошо очень, как никогда не было прежде. Что такого ты еще не испытывала никогда. А потом опять про любовь, и слова «навсегда» и «единственный» мелькали в слившемся сочетании.
– Странно, – задумчиво произнесла Аня, – ничего не помню. Я вообще обычно такое не говорю никому. Странно. Ты говоришь, я пьяная была?
– Да, – подтвердил Илюха, – сильно. Я бы сказал, сверх меры.